Ивонна Хауэлл - Апокалиптический реализм: Научная фантастика А. и Б. Стругацких

Теория Вечеровского обеспечивает больше, чем просто «инопланетянина из машины», ввести которого авторы сочли необходимым для разгадки тайны и завершения сюжета.

Характерно, что в «За миллиард лет до конца света» герои более чем готовы принять федоровские предположения Вечеровского как единственное логическое объяснение их положения. Их гуманистическая вера в научный прогресс оказалась несостоятельной в мире «гомеостатической» силы — явная аллегория на парализующую нехватку разделения Науки и Государства, на протяжении большей части советского периода. В этих (мета)физических обстоятельствах оживает извечное российское восхищение мистическими, синтетическими философскими системами.

Оптимизм и вера, характеризовавшие ранних гуманистических героев Стругацких, перешли образу чуждого.

Малянов, у которого остались только юмор и человеческая слабость, может только восхищаться силой и оптимизмом нового федоровского героя:

«[Вечеровский] уедет на Памир и будет там возиться с вайнгартеновской ревертазой, с Захаровыми феддингами, со своей заумной математикой и со всем прочим, а в него будут лупить шаровыми молниями, насылать на него привидения, приводить к нему обмороженных альпинистов и в особенности альпинисток, обрушивать на него лавины, коверкать вокруг него пространство и время, и в конце концов они-таки ухайдакают его там. Или не ухайдакают. И может быть, он установит закономерности появления шаровых молний и нашествий обмороженных альпинисток… А может быть, вообще ничего этого не будет, а будет он тихо корпеть над нашими каракулями и искать, где, в какой точке пересекаются выводы из теории М-полостей и выводы из количественного анализа культурного влияния США на Японию, и это, наверное, будет очень странная точка пересечения, и вполне возможно, что в этой точке он обнаружит ключик к пониманию всей этой зловещей механики, а может быть, и ключик к управлению ею… А я останусь дома, встречу завтра Бобку с тещей, и мы все вместе пойдем покупать книжные полки.»

Несмотря на слегка истерический юмор рассказчика, «За миллиард лет до конца света» является одним из наиболее пессимистических произведений Стругацких. Авторы оказались неспособны согласиться со взглядами героев на решение проблемы. Неустрашимый ученый, который откроет Великую Точку Пересечения, — в лучшем случае федоровский сумасшедший, а в худшем фанатик, желающий превзойти границы собственной человеческой природы.

С другой стороны, «человеческий» ученый, семейный человек и законопослушный советский гражданин, показан патетически бессильным в наше время, охарактеризованное Ханной Арендт как эпоха, в которую доминируют две силы — Науки и Государства (тоталитарного).

Мы уже обнаружили гностические мотивы и образность в декорациях произведений Стругацких. Радикальный дуализм, делящий мир между Добром и Злом (что характерно для всех гностических систем), закодирован в «шизофреническом» пейзаже — сине-зеленое ничто с одной стороны, вечная материя — с другой. Символизм Тьмы, противопоставленной Свету; этого мира, противопоставленного иномирной вселенной; материи, «отягощенной злом», противопоставленной «чистому» духу, в частности, хорошо развит в манихейской ветви гностической мысли. [67] См. Jonas H. The Gnostik Religion. - 2nd ed. - Boston: Beacon Press, 1963; Lieu S. Manichaeism. - Manchester & Dover (N.H.): Manchester University Press, 1985. (Вспомним, что комсомолец Андрей из романа «Град обреченный» обвиняется в манихействе).

В манихейском разделении мироздания на божественный мир (Свет) и дьявольский мир (Тьма), земное существования относится к последнему, то есть наше материальное бытие полностью принадлежит к миру дьявола. В исключительно хорошем мире Бога нет человеческих существ; там только чистый (нематериальный) дух. Таким образом, жить в человеческом теле — означает жить во зле, но живущий вне зла, как чистый дух, по определению прекращает быть человеческим существом.

Мой подход к изучению гностических мотивов и символов в произведениях Стругацких основан на той предпосылке, что этот очевидно иностранный, фантастический метафизический дуализм не просто так используется в роли научно-фантастического причудливого образа. Стругацкие хорошо знали, что «манихейство» не было занесено в современный Советский Союз из космоса. Скорее, этот тип дуалистической мысли — каковы бы ни были его корни — в течение долгого времени был составной частью российской культуры. Это проявляется теперь с удивительной яркостью не только в распространенных увлечениях спиритизмом, йогой, исцелением верой и другими оккультными науками, но и в серьезных исторических документах, написанных ведущими интеллектуалами страны. Например, в документальном романе, посвященном сталинистскому прошлому, Василий Гроссман пишет:

«Ах, не все ли равно — виноваты ли стукачи или не виноваты, пусть виноваты они, пусть не виноваты, отвратительно то, что они есть. Отвратна животная, растительная, минеральная, физико-химическая сторона человека. Вот из этой-то слизистой, обросшей шерстью, низменной стороны человеческой сути и рождаются стукачи. Государство людей не рождает. Стукачи проросли из человека. Жаркий пар госстраха пропарил людской род, и дремавшие зернышки взбухли, ожили. Государство — земля. Если в земле не затаились зерна, не вырастут из земли ни пшеница, ни бурьян. Человек обязан лично себе за мразь человеческую.» [68] Гроссман В. Все течет. — С. 295–296.

Наиболее разителен в этом утверждении Гроссмана его фундаментальный дуализм — зло есть неискупаемый, неотъемлемый аспект любой телесной сущности. Вся человеческая, животная, минеральная и растительная жизнь неизбежно виновна и, типично, непристойна. Проблески хорошести в человеческой жизни происходят из внешнего мира, из намеков на полузабытую божественную сущность, которая была когда-то (по гностической мифологии) чистым богом. По сути, это замечание — объяснение, по которому материальный мир — совсем не творение бога, это работа демиургов.

Значащая примесь восточного, гностического, дуалистического мистицизма в российской мирской, равно как и в религиозной культуре проявилась отчетливо в первые десятилетия ХХ века. Частично это было реакцией на волну научного позитивизма, доминировавшего в интеллектуальной жизни на протяжении большей части XIX века.

Поэтому, когда Стругацкие изображают персонажей, относящихся к (маскулинной) научной интеллигенции, их стиль во многом обязан начавшейся с Хемингуэя традиции западной литературы реализма (не социалистического), а их изображение Иного — женщин, детей и нечеловеческого разума — вдохновлялось полностью иной, исконной традицией. В общем, похоже, что Стругацкие для характеристики женщин, детей и чуждого разума использовали образы гностического дуализма и «Востока».