Леонид Млечин - Смерть Сталина

Стремительное возвышение Жданова не могло не вызвать ревности коллег — и не только Берии с Маленковым.

Хрущев вспоминал, как он познакомился со Ждановым в Нижнем Новгороде:

«Жданов был веселым человеком. Тогда он у нас выпил и еще до этого выпил. Вышел на подмостки и растянул двухрядную гармонь. Он неплохо играл на гармони и на рояле. Мне это понравилось. Каганович же о нем отзывался презрительно: «Гармонист»… Каганович часто ехидно говорил:

— Здесь и не требуется большого умения работать, надо иметь хорошо подвешенный язык, уметь хорошо рассказывать анекдоты, петь частушки, и можно жить на свете.

Признаться, когда я пригляделся к Жданову поближе, в рабочей обстановке, стал соглашаться с Кагановичем. Действительно, когда мы бывали у Сталина (в это время Сталин уже стал пить и спаивать других, Жданов же страдал такой слабостью), то, бывало, он бренчит на рояле и поет, а Сталин ему подпевает. Эти песенки можно было петь только у Сталина, потому что нигде в другом месте повторить их было нельзя. Их могли лишь крючники в кабаках петь, а больше никто…»

На ужинах, которые устраивал Сталин, он сажал рядом с собой Жданова и назначал его тамадой. Правда, всякий раз говорил ему, когда и за кого пить, а иногда и буквально диктовал текст тоста.

Хрущев и Каганович, потом и кровью пробившиеся наверх, не любили Жданова, которому, как им казалось, слишком легко далось возвышение по партийной лестнице.

«У Жданова было некоторое ехидство с хитринкой, — писал Хрущев. — Он мог тонко подметить твой промах, подпустить иронию. С другой стороны, чисто внешне, на всех пленумах он сидел с карандашом и записывал. Люди могли подумать: как внимательно слушает Жданов все на пленуме, записывает все, чтобы ничего не пропустить. А записывал он чьи-то неудачные обороты речи, потом приходил к Сталину и повторял их…»

Считается, что Жданов переводил в Москву ленинградские кадры и, в частности, покровительствовал секретарю ЦК Алексею Кузнецову. На самом деле между ними были очень сложные отношения. Это Сталин после войны забрал Кузнецова в Москву, потому что ему нужны были молодые и деятельные люди. Жданову это было не очень приятно. В аппарате ЦК недавний подчиненный оказался его соперником. Между ними началась борьба за влияние.

Уничтожение ленинградских партработников вовсе не было результатом конкурентной борьбы внутри аппарата, хотя многие наверняка радовались, что освободились высокие кресла. «Ленинградское дело» готовилось еще при жизни Жданова. И при определенных условиях главным обвиняемым по «ленинградскому делу» шел бы сам Андрей Александрович.

Время Жданова закончилось до того, как истек его земной срок. В воспоминаниях Дмитрия Трофимовича Шепилова, тогда заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК, описано заседание политбюро, где Сталин резко нападал на Жданова.

Сталин потерял к Жданову интерес, считал его обузой. Но не знал, что с ним делать, потому что с его именем были связаны все послевоенные идеологические акции. Если бы Жданова посадили, пришлось бы выбросить в корзину громкие постановления о литературе, музыке, кино.

Самые знаменитые из них появились в 1946 году-«0 журналах «Звезда» и «Ленинград» (от 14 августа) и о кинофильме «Большая жизнь» (от 4 сентября). В результате Анна Ахматова и Михаил Зощенко были исключены из Союза писателей, а вторая серия фильма «Большая жизнь» за «идейно-политическую порочность, фальшивое, искаженное изображение советских людей» была запрещена.

Эти постановления перечеркивали надежды интеллигенции на то, что после войны прежние репрессии будут забыты и настанут более свободные и либеральные времена. Почему Андрей Александрович все-таки попал у Сталина в немилость, задается вопросом Хрущев и сам отвечает:

«Наверху» сложилось такое впечатление (насколько оно было обоснованно, мне сейчас трудно судить), что он вроде бездельника, не рвется к делу. В какой-то степени это все отмечали. На любое заседание в ЦК партии он мог прийти спустя два или три часа, а мог и совсем не прийти. Одним словом, он был не такой, как, например, Каганович. Тот всегда найдет себе дело, ему всегда некогда. А этот спокоен: если ему поручат вопрос, он сделает, а не поручат, так и не надо…»

Но дело, наверное, было в другом. Сталин постоянно менял кадры, выдвигал новых людей. И для Жданова настало время уйти. Как раз личных претензий к Жданову не было. Он оказался лишним в политической игре.

Хрущев вспоминал:

«Все обедали у Сталина и дообедались до такой степени, что Жданов уже не мог идти. Захотел он, как это раньше случалось, заночевать у Сталина. Не тут-то было. Сталин ему говорит:

— У вас есть своя квартира.

И буквально выпроводил его…»

У Жданова было слабое сердце, а он сильно пил. Даже Сталин, который любил спаивать людей, иногда покрикивал на Жданова — и тот вместо вина послушно наливал себе фруктовой воды. На это обратил внимание Милован Джилас, который наблюдал Жданова на сталинской даче и пришел к выводу, что это типичный интеллигент-циник.

Жданов единственный за столом пил апельсиновый сок. Объяснил югославскому гостю, что из-за болезни сердца. Джилас, совсем еще молодой человек, наивно спросил:

— А какие последствия могут быть от этой болезни?

Жданов ответил иронически:

— Могу умереть в любой момент, а могу прожить очень долго.

«Для больного сердцем Жданова, — вспоминал Дмитрий Шепилов, — эти ночные бдения на ближней даче были буквально гибельными. Но ни он, ни кто другой не мог пропустить ни одного из них, даже будучи больным: здесь обсуждалось и окончательно решалось буквально все».

Молотову Сталин испортил репутацию, последовательно обвиняя его жену в различных антипартийных, а затем и антигосударственных поступках.

В случае с Ждановым ударили по сыну — Юрию Андреевичу, который работал в аппарате ЦК.

Отдел науки ЦК предложил на всесоюзном семинаре лекторов обсудить вопрос о положении в биологии. Шепилов дал согласие, естественно, поставив в известность начальника управления пропаганды и агитации Михаила Андреевича Суслова. С докладом выступил заведующий отделом науки Юрий Андреевич Жданов.

В своем выступлении молодой Жданов (ему не было и тридцати), химик по образованию, критиковал «народного академика» и гениального мистификатора Трофима Денисовича Лысенко.

Выступление младшего Жданова не было самодеятельностью. В идеологическом подразделении ЦК давно выражали недовольство Лысенко. На него жаловались видные ученые-биологи, которые доказывали, что деятельность Лысенко идет во вред сельскому хозяйству. Ни один из обещанных им чудо-сортов пшеницы так и не появился. Зато он успешно мешал другим биологам внедрять свои сорта, выведенные в результате долгой селекционной работы.