Олег Платонов - Ленив ли русский мужик?

Соликамский, Березниковский комбинаты; созданы несколько крупных ГЭС, в том числе Куйбышевская, Нижнетуломская, Усть-Каменогорская; осуществлено строительство объектов атомной промышленности и добыча урановой руды. Мы уже не говорим о массовом использовании труда заключенных на лесоповале, на копях и в шахтах и прочих самых тяжелых работах.

Лагерный труд имел не только производственную сферу (физический труд). В «шарашках» — так назывались лагерные научно-исследовательские и проектно-технологические институты — работали многие тысячи заключенных умственного труда — ученые и инженеры, деятели культуры и искусства.

Главное управление лагерей имело множество внутренних управлений, в подчинении которых находились специальные лагеря, имевшие свой «профиль хозяйственной деятельности».

Лагеря делились на лагпункты, находившиеся рядом с производственным объектом: лесоповалом, рудником, шахтой, совхозом, фабрикой, заводом. Все они, конечно, были затянуты колючей проволокой и тщательно охранялись.

Труд в лагерях организовывался самым варварским способом — главным трудовым мотиватором был голод. Норма, чаще всего чрезмерная, устанавливалась, — как условие получения мизерного пайка, обычно не составлявшего даже прожиточного минимума. Выполнивший норму в обыкновенном трудовом лагере получал, например, после войны 400 г плохого хлеба, черпак супа из листьев свеклы. А те, кто мог перевыполнить норму, получали дополнительно немного каши и картофеля. Но горе тому, кто не вырабатывал свою норму. Ему давали штрафной паек, полезность которого была значительно ниже прожиточного минимума. Такой человек обрекался на гибель.

Организация труда заключенных строилась по образцу рабовладельческих плантаций. Огромная роль в эксплуатации труда заключенных отводилась нарядчикам из числа самих заключенных, но поставленных в привилегированное положение (лучшее питание, лучшая постель и место в бараке, порой даже специальная кабинка, выгороженная фанерой, «денщики» из заключенных). Нарядчик осуществлял расстановку бригад и отдельных заключенных по местам работы. От них зависело, куда сегодня пошлют бригаду — на легкую или тяжелую работу, на трескучий мороз или оставят в теплом помещении. За распределение в хорошие места нужно было платить — и прежде всего за счет получаемых из дома посылок.

Над всеми нарядчиками стоял старший нарядчик, который каждый день получал из планово-производственной части пачку бумаг на вывод заключенных, собирал всех своих нарядчиков и распределял между ними задания.

25 апреля 1956 года отменяется драконовский Указ о судебной ответственности рабочих и служащих за самовольный уход с предприятий и учреждений и за прогул без уважительной причины. Судебная ответственность заменяется мерами «дисциплинарного и общественного воздействия».

Через двадцать два года после упразднения Наркомата труда 24 мая 1955 года вновь образуется Государственный комитет Совета министров СССР по вопросам труда и заработной платы (Госкомтруд), а при нем научно-исследовательский институт труда.

Однако и после образования Госкомтруда, сфере государственной политики в области труда придавалась второстепенное, отнюдь не политическое значение.

Госкомтруд сформировался как своего рода общесоюзный отдел труда и заработной платы (ОТиЗ), возможность его стратегического и политического значения в сфере труда в самом начале была сведена на нет, к выработке различных Инструкций, методик, постановлений без действенного механизма их реализации, при отсутствии долгосрочных стратегических программ. Эти характеристики Госкомтруда, не изменившиеся вплоть до настоящего времени, превратили его в образцовое бюрократическое учреждение, существующее вне зависимости от требований жизни. Политика регулирования рабочей силы осуществлялась преимущественно в рамках отдельных ведомств.

Во второй половине 50-х, начале 60-х годов стала оживать замороженная в предыдущие десятилетия наука о труде. Впервые за многие годы начинают выпускаться работы по научной организации труда, собираются общесоюзные совещания для обсуждения назревших проблем. Однако настоящие глубокие реформы провести тогда не удалось. Попытки вернуться к истинно народным принципам труда натыкались на противодействие бюрократического аппарата.

Нет, не легко и не просто происходил отход от порочных и кровавых методов регулирования труда. Противоречивость эпохи подчеркивает тот факт, что первым руководителем комитета по труду стал Лазарь Моисеевич Каганович — «классик» административно-террористических методов регулирования общественной жизни и труда. С самого начала он задал воинстину сталинский тон работе комитета по труду. Впрочем, просидел он здесь недолго, хотя некоторые старые сотрудники до сих пор помнят его оскорбления и издевательства.

Каганович и ему подобные наследники Сталина враждебно воспринимали всякую попытку самостоятельного рабочего движения. Порой возникали кровавые рецидивы сталинизма.

Первые попытки рабочих неформально проявить свое право на забастовку окончились трагически.

Понятие труда, как высокой духовно-нравственной категории, принимаемое как само собой разумеющееся большинством наших дедов и отцов, для новых поколений уходит «на чердаки их личного сознания». Человек, как мера всех вещей, заменяется абстрактным лозунгом, планом, валом. Все шире распространяется формальное, бюрократическое отношение к труду как к мероприятию, которое следует выполнить, поставить галочку, «закрыть», не касаясь его сути, а если есть возможность, то отделаться от него, выполнив кое-как. Самым распространенным типом становится работник с усеченной культурой труда, обладающий раздробленным или неполным набором трудовых ценностей.

Труд как духовно-нравственная категория, обладающая внутренней самоценностью для настоящего труженика, становится средством удовлетворения всяких других потребностей, как навязанная извне сила, противостоящая человеку. Отчуждение труда, деградация трудовых ценностей становится важнейшим препятствием нашего социально-экономического развития, полноценного использования трудового потенциала.

В середине 50-х годов осуществляется наступление государства на остатки промысловых артелей. Мы уже видели выше, что перед войной артели и кооперативы фактически потеряли свою самостоятельность, хотя продолжали существовать как формально независимые по отношению к государству предприятия. Однако даже символическая самостоятельность промысловых артелей была не по душе руководителям «хрущевского режима».