Виктор Анпилов - Наша борьба

Конечно, получив строевую подготовку в сержантской школе и имея за плечами реальный боевой опыт ракетчика, я с презрением относился к схоластике под видом военной подготовки на факультете журналистике. Однажды, во время лекции по вооружению армии США я имел глупость вслух обратиться к “профессору” в погонах: “Товарищ полковник! А зачем нам знать, как устроена граната на вооружении армии США, если наша главной гранатой был и остается марксизм-ленинизм?!”. Курс хохотал, и полковник для виду тоже улыбнулся, но во время зачета по структуре и вооружению дивизии армии США он устроил мне публичную порку перед студентами, ни одного дня не служившими в армии. Я, памятуя армейскую заповедь: с начальством спорят только круглые идиоты, слушал полковника и молчал как партизан. И тут полковник, воодушевленный моим молчанием, заявил: “Вот из таких прохиндеев, отлынивающих от службы в армии, и вырастают предатели!” Меня прорвало: “Слушай, полковник! Пока я три года глотал пары окислителя и обжигался перекисью водорода во имя безопасности нашей Родины, ты, штабная крыса, сделал себе бронь военной кафедры, чтобы остаться в Москве. Вот ты и есть предатель!”После этого я вышел из аудитории, хлопнув дверью, а на следующий день на доске объявлений военной кафедры появился приказ о моем отчислении, что автоматически означало исключение из университета. . Правом отменить приказ по военной кафедре обладал исключительно ректор МГУ по представлению декана факультета. К тому времени наш декан Засурский знал о моих способностях вести полемику на английском языке с американскими студентами, приезжавшими к нам на встречу из Европейского института. К тому же, тогда я еще не успел написать курсовую работу у Новосельцевой, и в моей зачетке по всем экзаменам значилось только “отлично”. Засурский обратился к ректору МГУ с ходатайством об отмене приказа по военной кафедре и академик Рэм Хохлов, вновь поставил свою подпись под документом, где упоминалась моя фамилия. Декан вызвал меня в свой кабинет и бесстрастным голосом сообщил: “Вас восстановили на военной кафедре. Больше с ними не спорьте. И еще: завтра быть на совете военной кафедры аккуратно подстриженным!”

Вечером того же дня в холле четвертого этажа третьего корпуса студенческого общежития МГУ на Ломоносовском проспекте открылся потешный театр под названием “Бесплатный постриг”. Первой за ножницы взялась энергичная южанка Света Волкова и тут же подрезала мне правое ухо. Кровоточащего меня передали Вале Шабановой, у которой был опыт стрижки овец в колхозах Поволжья. Через минуту - другую под аплодисменты зрителей Валя заявила, что для такой ответственной работы ей нужны ножницы для стрижки овец-мериносов. Заинтригованный галдежом девиц, в холл заглянул мой сосед по комнате, негр из Судана Исса Хашим Мухамед. Девчонки почему-то решили, что у Хашима работа пойдет на лад, и передали ему ножницы. Хашим понял задачу на свой манер и выстриг мне на макушке окружность воинствующих монахов Доминиканского ордена. Пока Исса Хашим бегал за бритвой, чтобы завершить начатое им дело и обрить мне макушку, к обряду бесплатного пострига присоединились девушки с исторического факультета. Первым делом Галя Волошина отняла у меня, плачущего от боли порезов и сострадания к самому себе, зеркало: чтобы не вертелся, а затем довольно быстро и ловко оставила на моей бедной голове жалкую пионерскую челку. И только! Кто бы мог подумать, что скромная советская студентка опередила творческую мысль всех парикмахеров мира на 32 года и бесплатно (!) сделала мне прическу идентичную той, что за 10 тысяч долларов делает лучшему нападающему бразильской сборной по футболу Роналдо его личный парикмахер.

На следующий день с чубчиком “под Роналдо” я предстал в 1970 году перед советом военной кафедры гуманитарных факультетов МГУ. “Урок пошел вам на пользу! – заключили, осмотрев меня, полковники. – Вы будете восстановлены на кафедре, но прическу придется еще укоротить. Вам полчаса хватит, добежать до парикмахерской?” Еще бы! После экзекуции в общежитии, мне бы хватило и одной минуты. Я вышел от военных, побродил по колоннаде второго этажа журфака, откуда, по преданию, когда-то в 19-м веке на головы богатеньких студентов бросал огрызки яблок Виссарион Белинский, и ровно через тридцать минут открыл двери военной кафедры: “Вот теперь другое дело! – обрадовались полковники. – С такой прической у тебя от девушек отбоя не будет!”. И действительно, после этого эпизода моя популярность возросла до такой степени, что меня избрали старостой курса, и даже закоренелый прогульщик-двоечник, как Гриша Лернер обращался ко мне уважительно: “Старик, ходить на лекции катастрофически не хватает времени. Хочешь покурить американских? Да, “Мальборо” - это класс! Только отметь, что я сегодня присутствовал на лекции…” С началом горбачевской перестройки Гриша Лернер, выклянчит у Центробанка 50 тысяч долларов на открытие первого частного банка в России, ввяжется в умопомрачительные аферы по отмыванию “грязных” денег международных торговцев наркотиками, будет арестован в Москве, и будучи в камере заявит надзирателям, что он в общем-то неплохой парень, готов купить по холодильнику в каждую камеру тюрьмы и даже знаком с Анпиловым… Неизвестно, что подействовало больше, только Лернеру разрешили эмигрировать в Израиль, где он сменил свою “русскую” фамилию на более благозвучную “еврейскую”, купил себе роскошную виллу, но опять был арестован, на этот раз уголовной полицией самого Израиля…

На втором году учебы в МГУ я похоронил отца. Мать осталась одна в доме, но за ней присматривал и помогал за всех нас старший брат Борис Иванович. Я почти постоянно получал повышенную (на десять рублей больше, чем обычная) стипендию - 45 рублей в месяц. Во время летних каникул в составе студенческих строительных отрядов мы выезжали (бесплатно!) в любую точку Союза: Казахстан, Сахалин, Саяны, Уренгой… Мне лично заработанных денег хватало, чтобы поддержать мать, подремонтировать крышу отчего дома, да пошиковать на студенческих вечеринках месяц-другой под крышей высотного здания МГУ. Когда летние деньги испарялись, я приладился “шабашить” по выходным в бригаде во главе с аспирантом физфака МГУ Александром Квашой. В основном это были мелкие строительные работы или рытье траншей и прокладка аварийного кабеля к подстанции какого-нибудь предприятия в Москве. Последние работы оплачивались неплохо – 25 рублей за день, и двух дней в месяц было достаточно, чтобы обеспечить хорошую прибавку к стипендии и позволить себе пригласить девушку в приличное кафе в центре города. Мне нравилось кафе “Космос” на улице Горького, по соседству с факультетом журналистики. Благо, ужин с мясным блюдом, бутылкой шампанского и мороженым на двоих стоил тогда около 11-12 рублей.