Виктор Анпилов - Наша борьба

А когда совсем прижимало, выручали студенческие столовые. На раздаче в столовой зоны “В”, высотного здания МГУ работала с виду некрасивая, но удивительной душевной красоты женщина, тетя Таня. Она как- то разузнала, что моя мама тоже была поваром и очень обрадовалась этому обстоятельству, постоянно справлялась о ее здоровье, просила передавать ей приветы. Однажды весной я привез тете Тане пасхальные крашеные яйца и кулич, испеченный мамой, что привело ее в неописуемый восторг и укрепило нашу дружбу, по крайней мере, тетя Таня всегда старалась подлить мне и моим товарищам побольше борща или положить побольше картошки в гарнир. Это понравилось моему товарищу по комнате в общежитии зоны “Д” Жоре Маценко, который всегда пристраивался в очереди за мной и радостно сообщал нашей покровительнице: “Поизносились мы с вашим Витенькой, тетя Таня, до стипендии не дотянем, помрем с голодухи!” Тетя Таня бледнела и отпускала Жоре двойную порцию по цене одной… Нормальный обед в студенческой столовой МГУ стоил тогда 50-55 копеек. Недавно я побывал в родных пенатах высотки на Ленгорах. Заглянул в столовую. Женщины на раздаче узнали меня, помянули (царство ей небесное!) тетю Таню. Обычный обед в студенческой столовой стоит теперь около 50 рублей. Выходит, при Советской власти государство платило хорошо успевающему студенту один рубль пятьдесят копеек за один день учебы, и этого хватало на три обеда по цене 50 копеек за обед. Современные студенты вправе требовать от правительства восстановления покупательной способности своих стипендий на уровне 1991 года, как и предлагает программа “Трудовая Россия”: каждому работнику - 100 рублей за час труда, каждому студенту – 100 рублей за день учебы.

По окончании университета я получил распределение на областное телевидение Волгограда. Из всего состава группы журналистов - международников (21 человек) на момент распределения у меня не было московской прописки. Декан, не скрывая иронии, прокомментировал: «Что же вы, Анпилов?! Староста курса, так хорошо учились, а не смогли устроить свою личную жизнь, и теперь со знанием двух языков поедете в провинцию. Даю вам месяц на размышление. Если что-нибудь придумаете, зайдите ко мне. Перераспределим вас».

Мы вдвоем с Виктором Шарковым, ему предстояло ехать в Томск, крепко отметили распределение. А на утро я засел за единственный телефон на седьмом этаже общежития зоны «Д» и начал обзванивать по телефонному справочнику все министерства подряд на предмет выяснения, не нужен ли им срочно переводчик испанского языка для работы заграницей. Мои друзья по общежитию посчитали, что у меня началась белая горячка, да и сам я после десятка - другого грубых, а подчас и хамских ответов, переставал верить в собственное начинание. Как вдруг из конторы под будничным названием «Зарубежнефтегазстрой» на мой сакраментальный вопрос, нужен ли им хороший переводчик испанского языка для работы заграницей, прозвучало еще более неожиданное: «А как скоро вы сможете оформить документы и вылететь на Кубу?»… Через два часа я уже был в кабинете Засурского, и он подписал мне выездную характеристику.

Я прилетел в Гавану 21 сентября 1973 года и поселился в отеле «Севилья», расположенным в старой колониальной части Гаваны, на знаменитом пешеходном бульваре «Эль Прадо». Мои первыми друзьями на Кубе стали проживавшие в этом отеле молодые чилийские ученые, работавшие в Кубинском институте леса: коммунист Браулио Мельядо и беспартийный Альфонсо Мендоса. Только что, 11 сентября 1973 года, в Чили произошел фашистский переворот. Во имя «восстановления демократических свобод» был убит законно избранный президент Сальвадор Альенде. Кровавый диктатор Пиночет завалил Сантьяго-де Чили трупами. США аплодировали убийце, а журнал «Тайм» опубликовал сладострастный репортаж из моргов чилийской столицы, где тысячи обезумевших от горя людей пытались найти и опознать тела своих близких. Читая тот репортаж, Альфонсо рыдал навзрыд, Браулио ходил мрачнее тучи.

Вскоре из Сантьяго де Чили поступило сообщение о том, что на футбольном стадионе, превращенном путчистами в концлагерь, среди тысяч задержанных был опознан и убит без суда и следствия певец и композитор Виктор Хара. Его по праву называли поющим знаменем революции в Латинской Америки. Его песни высмеивали жадность олигархов и пошлость буржуазной культуры, звали молодежь бедных кварталов на самопожертвование во имя братства и справедливости на земле, разоблачали звериную сущность империализма, призывали крепить солидарность с народами Вьетнама, Кубы, других социалистических стран. Песни Виктора Хара, его музыку, пронизанную радостью жизни, его открытую солнечную улыбку любила прогрессивная молодежь всей планеты. Перед тем как убить Виктора, пиночетовская солдатня, размозжила пальцы его рук каблуками кованых сапог, чтобы певец, даже мертвый, не смел играть на гитаре. О мученической смерти Виктора Хара я узнал из рассказов молодых чилийцев, которым удалось вырваться из рук пиночетовских палачей и добраться до спасительной солидарности Кубы и Фиделя. К октябрю 1973 года непритязательные отели вдоль гаванского бульвара Эль Прадо были забиты чилийской молодежью. У многих из них были переломаны ребра, загипсованы ноги и руки, но на их лицах я не разу не видел уныния. Напротив, довольно часто в их кругу звучал смех, и звенели гитары ритмами Виктора Хара.

Если не ошибаюсь, в конце октября 1973 года на громадной площади Революции в Гаване состоялся миллионный митинг солидарности с народом Чили. Вместе с моими чилийскими друзьями я был на том митинге и, думается, никогда не забуду острое чувство личной причастности к судьбам народов земли, которое охватывает каждого человека, присоединившегося своей маленькой каплей к миллионному океану митинга. Выступил Фидель, который как всегда дал четкую классовую оценку фашистскому перевороту в Чили. Затаив дыхание, люди слушали рассказ Фиделя о его последней встрече с президентом Чили Сальвадором Альенде, о том, что Фидель, основываясь на данных кубинской разведки, предупредил чилийского президента о готовящемся военном перевороте, и со словами: «всякая революция чего-нибудь стоит, когда она умеет защищаться», - подарил Альенде автомат Калашникова советского производства. Гуманист Альенде не верил предупреждению Фиделя до самого последнего момента, когда пиночетовские самолеты и танки начали методично бомбить президентский дворец «Ла Монеда». В последние минуты своей жизни президент Альенде взял в руки подаренный ему автомат, чтобы до последнего патрона отстреливаться от ворвавшихся в его кабинет убийц…