Сергей Медведев - Парк Крымского периода. Хроники третьего срока

На протяжении последних ста лет, с 1917 года, Россия пыталась создать современное общество, построенное на принципах солидарности, эгалитаризма и социального контракта (хотя во многом это были лишь заявленные цели, и в СССР царили корпоративная сословность и статусные привилегии). Но с начала XXI века в стране началась обвальная демодернизация власти, общества, экономики, массового сознания. В итоге Россия откатывается от современной бюрократии и от олигархического государства времен раннего капитализма к феодальному аристократическому правлению, к появлению класса служилого дворянства, как при крестном отце российской государственности Иване Грозном. И Игорь Шувалов со своим тщательно сконструированным аристократизмом задает здесь политическую моду, правда, на британский манер — от королевских корги до дома на Уайтхолл.

Если продолжить эту линию спуска по ступеням истории, мы должны откатиться от служилого к вотчинному дворянству — неслучайно политолог Евгений Минченко еще в 2012 году провозгласил 2010-е годы «династическим этапом» эволюции системы, где появляется стремление правящей элиты создать потомственную аристократию, которая могла бы передавать обретенную собственность по наследству. Только вотчинное право может дать элите гарантии от очередных переделов собственности, неизбежных при смене власти в России, и обеспечить стабильность и преемственность в эпоху войн, терроризма и санкций.

Для этого потребуются новые законы: наследные титулы и права, особый юридический статус дворянства, иммунитет от правосудия, гарантии неприкосновенности частной жизни и имущества (как осудили экологов Евгения Витишко и Сурена Газаряна за надписи на заборе дачи краснодарского губернатора Александра Ткачева), закрытие информации об аристократии в реестрах.

Видимо, необходим особый статус и для животных господ — так, в Средние века крестьянин, поднявший руку на собаку дворянина, был повинен смерти. И если Сергей Есенин писал трогательное послание собаке Качалова, то поэты нового времени должны сложить оду собакам Шувалова — ибо они действительно защищают честь России, являются ее символом и ролевой моделью. Образцом престижного потребления и того самого успеха, о котором со знанием дела рассуждает Маргарита Симоньян.

По улицам слона водили. Точнее, возили ракету. В полночный час Садовое кольцо было перекрыто: шла репетиция парада Победы. Сырой апрельский воздух был наэлектризован: у обочин стояла толпа, замерли машины ДПС с включенными мигалками. Издалека донесся гул, проехали несколько открытых армейских УАЗов, и наконец, показалась Она: краса и гордость земли Русской, символ державной мощи и жемчужина РВСН: 25-метровая ракета «Тополь-М». Позади в почтительном отдалении ехало несколько БТРов. Асфальт дрожал, звенели стекла, гудели социальные сети: люди вокруг возбужденно снимали, твитили, постили и инстаграмили ракету. Недоставало только аплодисментов. Энтузиазм публики напоминал сцены из романа Виктора Пелевина «S.N.U.F.F.», когда в стране Уркаине для поднятия духа перед войной орки возили по городу самодельную бомбу из газовых баллонов.

Наблюдая дикарские ритуалы поклонения Ракете, я думал о природе российского суверенитета, о коллективном бессознательном и сакрализации власти. Ракета имманентна и придана России в качестве штатного вооружения, встроена в российский пейзаж. Так, недавно случился скандал с рекламными плакатами «Аэрофлота» в брюссельском метро: на них был изображен Кремль с высоты птичьего полета; но если приглядеться, то было видно, как по Кремлевской набережной движется колонна этих самых «Тополей». Удивленные брюссельцы пытались расшифровать скрытый смысл этого послания, некоторые даже восприняли это как закамуфлированную угрозу Москвы Евросоюзу. На деле, скорее всего, дизайнер подыскивал нарядную фотографию столицы, и эта показалась подходящей, а колонна военной техники — неким даже символом праздника, так сказать, национальным колоритом. Мысль о том, что одной боеголовкой этого колорита в 500 килотонн можно уничтожить весь Брюссель, автору плаката в голову не пришла.

Ракеты — важнейшая часть нашей ментальной карты: «зато мы делаем ракеты», через ракетный прицел мы смотрим на остальной мир («сокращение штатов начнем со штата Айова», как в старом советском анекдоте). Ракета — носитель российского мифа, от Циолковского до Королева, от «катюши» до «Булавы». Она — порождение бескрайнего российского пространства, и она же является ответом власти на вызов пространства, как вертикальная фаллическая мощь, противостоящая горизонтальной аморфной плоскости. И наконец, ракета — русская мечта, компенсирующая несовершенства земной жизни бесшабашным полетом, широкой гагаринской улыбкой.

В начале XXI века, когда в странах Запада военные парады становятся экзотическим анахронизмом, мы остаемся одной из тех амбициозных развивающихся стран, что их проводит. Дефиле тяжелой техники на Красной площади, от которого трясутся иконы в храме Василия Блаженного и чашечки в ГУМе, кости Сталина у Кремлевской стены и священная мумия в Мавзолее, роднит нас с Индией и Пакистаном, с арабскими нефтяными монархиями и несгибаемой Северной Кореей, что, блефуя и шантажируя, время от времени расчехляет свою баллистическую ракету «Тэпходон». Все эти страны объединяет патриархальная картина мира, который видится через призму страха и силы. Вместо парадов изобретателей и нобелевских лауреатов, участковых врачей и школьных учителей (которые, по словам Бисмарка, когда-то и выиграли Франко-прусскую войну) мы в архаическом экстазе катаем по улицам гигантскую ракету как наш последний и главный аргумент.

Восемнадцать лет, с 1990-го по 2008-й, Россия жила без демонстрации военной техники в столице: танки на ее улицах появлялись исключительно во время путчей в августе 1991-го и в октябре 1993-го. Вернул в Москву «тяжелые парады» вместе с другими традиционными атрибутами суверенитета Владимир Путин под самый занавес своего второго президентского срока в начале 2008 года. А уже через три месяца после того парада Победы российские танки утюжили Южную Осетию, впервые за многие годы проводя военную операцию за пределами страны. Это были, конечно, другие танки, но демонстрация силы рано или поздно оборачивается ее применением, как то самое чеховское ружье на стене.

Об издержках «тяжелых парадов» Москва знает не понаслышке: здесь и перекрытые улицы в дни репетиций, и ограничения по прилетам и вылетам самолетов из аэропорта Домодедово в связи с подготовкой к параду военной авиации. Здесь и демонтаж контактной троллейбусной сети и электрических проводов, и укрепление перекрытий станции метро «Охотный ряд», и проверка всех подземных переходов по маршруту следования колонн военной техники. И, конечно, главная статья расходов: восстановление дорожного покрытия. В тот первый возобновленный парад 2008 года московская мэрия оценила ремонтные работы на площади почти в 1 млн кв. м в сумму свыше 1 млрд рублей. Сегодня же совокупные расходы на проведение парада, включая разгон облаков, оцениваются в 40–50 млн долларов.