Уильям Энгдаль - Невидимая рука… банков

На протяжении республиканского правления 1920-х годов Барух выстраивал свое влияние главным образом с помощью больших финансовых взносов влиятельным демократам в Конгрессе. В те дни он был серым кардиналом вне конкуренции и посредством своих денег и влияния контролировал голоса по меньшей мере 60 сенаторов и представителей в Конгрессе.

На момент краха Уолл-стрит Барух считался самым влиятельным демократом в Вашингтоне при Гувере, а когда Конгресс перешел под контроль демократов в начале 1930-х годов, его позиция окрепла еще больше.

После 1930 года республиканец Герберт Гувер все чаще обращался за советом к Баруху о том, какие инициативы демократический Конгресс может предпринять, чтобы противодействовать распространению экономического кризиса в стране.

Барух не скрывал, что приобрел состояние на фондовом рынке, продав все свои акции на пике цен в октябре 1929 года за несколько недель до краха, что придало его публичным заявлениям ореол дельфийского оракула в кризис в начале 1930-х годов. Но он не упоминал, что его близкий друг Уинстон Черчилль по его совету сделал то же самое. Баруху и Черчиллю, как ни странно, удалось сбросить акции на пике фондового рынка, как раз перед тем, как Банк Англии спровоцировал события, приведшие к краху лондонского рынка в сентябре 1929 года. В некоторых кругах особо подозрительные считали, что и Черчилль и Барух добились выгоды в результате своих инсайдерских постов.

В особо значимые дни 1931 и 1932 годов Бернард Барух ковал в Конгрессе консенсус демократов и республиканцев, который доминировал в законодательстве и политических дебатах. В начале 1930-х годов могущественный председатель сенатского Комитета по финансам и другие влиятельные законодатели бывали частыми гостями на охоте в уединенном поместье Баруха в Южной Каролине.

Барух, таким образом, в эти критические первые годы депрессии, обладал непревзойденной властью и влиянием в экономической политике Вашингтона. В ходе последующих событий то, что он сделает с этим влиянием, станет решающим.

Он призывал демократический Сенат оставить конфронтацию и не проводить курс, который может парализовать Белый дом. Вместо этого он предлагал прийти к консенсусу с республиканцами Гувера. Он говорил своим приятелям в Сенате: «Страна находится в очень взбудораженном состоянии. Сейчас нужен именно покой, и никаких перемен. Давайте не будем пытаться исправить слишком много вещей сразу» [86].

Уникальное воздействие Баруха на политику Конгресса блокировало любую подлинно демократическую альтернативу катастрофической политике невмешательства Гувера в это критическое время. Подобное отсутствие инициативы или предложений от демократов в 1930-х годах мало чем отличались от оглушительного молчания демократов в Конгрессе более 80 лет спустя на дебатах 2008 года о беспрецедентном республиканском законопроекте по спасению Уолл-стрит стоимостью 700 миллиардов долларов.

Барух утверждал, что дефляция цен на сырьевые товары миновала нижнюю отметку в октябре 1930 года: «Пришли в движение естественные лечебные силы. Я не верю, что правительство способно что-либо сделать, чтобы помочь. Каждый раз, когда вмешивается правительство, оно делает только хуже» [87].

Тогда же он говорил группе академических экономистов демократической партии, что «бизнес должен пройти через выжимание и начать все сначала», словно национальная экономика была какой-то гигантской стиральной машиной. Когда один из присутствующих возразил, что такой подход политики невмешательства правительства рискует вызвать беспорядки на улицах, Барух огрызнулся: «Всегда есть слезоточивый газ, чтобы об этом позаботиться».

Он использовал свое влияние, чтобы решительно выступать против любых предложений по государственным расходам на общественные работы для снижения безработицы, которую он презрительно именовал «инфляцией рабочих мест». Статья на первой полосе номера The New York Times от 12 ноября 1931 года демонстрировала необоснованный оптимизм: «Барух видит национальный подъем». Рядом с этим заголовком шла другая статья: 67 тысяч безработных выстроились в очередь в Нью-Йорке, чтобы зарегистрироваться для участия во внеплановых работах. Барух призывал к повышению налогов на прибыль, чтобы в кризис сохранить бюджет правительства «сбалансированным и здоровым», одновременно настаивая на том, что любые энергичные государственные расходы будут раздувать доллар. Но беспокоился он только о ценах на золото, а не об общественном благосостоянии.

Бернард Барух

Благодаря своему влиянию на демократический Конгресс Баруху удалось завоевать одобрение не только республиканцев Гувера, но и демократов даже в вопросе разрушительной финансовой дефляции. Это исключило любую вероятность заметной политической инициативы, пока государство все глубже вязло в экономической трясине. Накануне депрессии Бернард Барух неутомимо пропагандировал продолжение дефляции в качестве национальной политики.

Ядро стратегии Баруха состояло в том, чтобы предотвращать любые попытки Конгресса модифицировать Федеральную резервную систему, а также настаивать на жесткой привязке (любой ценой) США к золотому стандарту даже после того, как Великобритания и 24 другие страны отказались от него в конце 1931 года. Как Барух писал своему близкому другу сенатору Джимми Бернсу: «Эта страна не может уйти от золотой основы» [88].

Одновременно в течение всего периода, когда Барух призывал Конгресс и администрацию Гувера не отказываться от золотого стандарта, он был также частным бизнес-партнером заместителя министра финансов администрации Гувера Огдена Миллса-младшего на золотом руднике на Аляске. Третьим партнером был старый дружок Баруха Юджин Мейер-младший, только что назначенный президентом Гувером в правление ФРС [89].

К февралю 1932 года, в разгар предвыборной гонки, золотые запасы США упали до опасного минимума. В результате вывоза за границу, а также оседания у населения в качестве средства сбережения на фоне обостряющегося внутреннего американского банковского кризиса из резервов утекло более миллиарда долларов монетарного золота. Федеральная резервная система получила полномочия изыскать еще 1,5 миллиарда долларов золотых резервов. Количество «свободного золота» ФРС на тот момент упало до 433 миллионов и сокращалось со скоростью 150 миллионов долларов в неделю. Барух удвоил свои публичные и приватные призывы поддерживать привязку к золотому стандарту любой ценой.

Гувер решительно подтвердил, что в будущем не будет вмешиваться в автоматическую работу золотого стандарта. Золото продолжало покидать хранилища ФРС, а банковские банкротства возрастали.