Уильям Энгдаль - Невидимая рука… банков

Между крахом фондового рынка в октябре 1929 года и концом 1932 года, всего за три месяца до инаугурации Франклина Делано Рузвельта в марте 1933 года, национальное богатство Америки испарялось с невообразимой ранее скоростью. ВВП упал с 88 миллиардов долларов почти в два лишним раза – до 42 миллиардов долларов к концу 1932 года [72].

Среди неразберихи вокруг крушения нью-йоркского фондового рынка в 1929–1933 годах и разорения тысяч небольших региональных банков по всей Америке в высшем эшелоне нью-йоркской банковской элиты шла титаническая борьба за власть, за то, кто же выйдет из этого кризиса сильнейшим.

Впервые в истории США (за исключением периода Гражданской войны 1861–1865 годов) на американском рынке капитала преобладал государственный долг правительства США. В 1930 году, через несколько недель после обвала нью-йоркского фондового рынка в октябре 1929 года, государственный долг США стоял на уровне чуть более 16 миллиардов долларов, или всего 22 процента от ВВП. К концу Второй мировой войны, в январе 1946 года, государственный долг составлял 278 миллиардов долларов, или 170 процентов от ВВП. Это означает, что номинальный долг федерального правительства всего за 16 лет вырос более чем на 1700 процентов [73].

Банковский бизнес США резко сместился от финансирования рынка ценных бумаг с частичной оплатой в кредит и международных займов к финансированию нарастающего огромного долга федерального правительства. Банки стали, по сути, трейдерами государственных облигаций, а не коммерческими кредиторами бизнеса. Фондовый рынок не обновит свои максимумы 1929 года еще почти 40 лет.

Долгосрочным последствием политики эпохи Рузвельта стало резкое ослабление могущества международного частного банковского дела, особенно инвестиционного, которым занимались J.P. Morgan, Kuhn, Loeb & Co, «Диллон Рид» и другие. Их способность извлекать обильные прибыли из страхования облигаций в Европе или Латинской Америке рухнула в сентябре 1931 года, когда Великобритания вышла из золотого обменного стандарта.

При отсутствии золотого стандарта в качестве психологической поддержки для возможного риска, присущего крупным международным кредитам, банки были вынуждены внимательно рассматривать реальные кредитные риски своих заемщиков. И они ужаснулись увиденному. В результате международное кредитование иссякло практически в одночасье. Банки, боясь неплатежей, потребовали погашения существующих кредитов. Совокупный эффект способствовал самовозобновляющемуся циклу неплатежей и дефляции во всем мире.

После этого J.P. Morgan & Co. никогда больше не смог оправиться и восстановить свое былое господство в нью-йоркских и международных финансах. С давних времен, когда Морган «со товарищи» были эксклюзивными банкирами Министерства финансов Великобритании во время Первой мировой войны, бизнес Дома Моргана, сцементированный в 1920-х годах близкой дружбой между протеже Моргана Бенджамином Стронгом из Федерального резервного банка Нью-Йорка и Монтегю Норманом из Банка Англии, строил свое растущее международное влияние через углубление и усиление связей с могущественным, но смертельно ослабленным лондонским Сити.

Летом 1931 года, в момент отчаянных и бесплодных попыток Банка Англии и его главы Нормана удержать Великобританию на золотом стандарте, Стронг сказал последнему, что британскому правительству стоило бы разработать пакет чрезвычайных спасательных мер совместно с J.P. Morgan & Co., финансовым агентом США при правительстве Ее Величества с 1914 года.

Британское лейбористское правительство Джеймса Рамсея Макдональда раскололось в результате нежелания большинства членов кабинета принять суровые сокращения британских пособий по безработице, потребованные J.P. Morgan & Co. в качестве предварительного условия для выдачи кредита. Морган обещал организовать синдикат нью-йоркских и других банков и собрать значительную сумму в 200 миллионов долларов, чтобы спасти фунт, а с ним и золотой стандарт [74]

В итоге Морган опоздал. 19 сентября 1931 правительство Макдональда объявило, что Великобритания решила полностью отказаться от золотого стандарта. С этим решением фактически завершилась стратегическая игра Дж. Пирпонта Моргана по включению Великобритании и лондонского Сити в нью-йоркскую финансовую империю в качестве партнеров. Отныне британское правительство никогда больше не воспользуется услугами J.P. Morgan & Co. в качестве своего эксклюзивного правительственного финансового агента в США, роль которого Морган играл с 1914 года к своему огромному преимуществу [75]. Это означало явное падение Дома Моргана в американском истеблишменте. Акулы хорошо чуют запах крови, особенно своих конкурентов.

Разработчики и инициаторы закона демократы Картер Гласс, сенатор от штата Вирджиния, и Генри Баском Стигалл, конгрессмен от штата Алаба

Второй сокрушительный удар по превосходству Дома Моргана в нью-йоркских финансах в июне 1933 года нанес Конгресс США, когда принял Закон Гласса – Стиголла (официальное название – Закон о банковской деятельности 1933 года). В качестве меры, призванной сократить будущие фондовые и финансовые спекулятивные пузыри, новый закон запретил банковским холдинговым компаниям владеть другими финансовыми компаниями, включая страховые и инвестиционные банки. Кроме того, он учредил Федеральную корпорацию страхования банковских вкладов для страхования банковских депозитов. Единственным крупным банком в Нью-Йорке, который призывал Конгресс принять Закон Гласса – Стиголла, был Chase Bank Рокфеллера. Глава банка Уинтроп Олдрич был сыном сенатора Нельсона Олдрича, того самого автора печально известного Плана Олдрича, который стал ядром Закона о Федеральной резервной системе 1913 года.

16 июня 1933 года президент Франклин Делано Рузвельт подписал Закон о банковской деятельности 1933 года (Закон Гласса – Стиголла), который страховал банковские депозиты и разделил брокерскую, страховую и собственно коммерческую банковскую деятельность, чтобы избежать чрезмерной концентрации финансовой власти.

Уинтроп Олдрич усиленно лоббировал в Конгрессе Закон Гласса – Стиголла, несмотря на сильную оппозицию со стороны Моргана и других нью-йоркских банкиров. В отличие от J.P. Morgan & Co., Chase Bank стал крупнейшим в мире депозитным банком в основном за счет расширения традиционных кредитов ряду компаний Рокфеллера, таких как Standard Oil. Chase Bank менее, чем J.P. Morgan & Co., зависел от гарантирования международных облигаций или спекуляций на покупке и продаже акций [76].

Рокфеллеры удачно воткнули нож в спину своих конкурентов из круга Моргана, как только те ослабли. Chase Bank вышел чистым из скандала после расследования Банковским комитетом Сената банковских нарушений и был явно принят как «друг» Нового курса, что было редкостью в среде Уолл-стрит, где Франклина Рузвельта презрительно называли предателем своего класса из-за его словесных нападок на Уолл-стрит за алчность, коррупцию и прозвище «экономические роялисты». Традиционные консервативные банкиры Уолл-стрит рассматривали антикризисные меры Рузвельта, такие как Национальная администрация восстановления, как гигантский шаг к большевизму [77].