Георгий Тарнавский - КУРОПАТЫ: СЛЕДСТВИЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Коллеги говорят о нем коротко: настоящий профессионал, который знает и умеет все. И если в этой афористичной формуле есть какой-то элемент преувеличения, то идут они на него сознательно — из чувства любви и уважения к своему старшему и опытнейшему товарищу.

На наш вопрос, когда было трудней работать — над материалами из Брестской крепости или сейчас, «по куропатскому делу»? — Владимир Яковлевич, не колеблясь, ответил: «Работать всегда нелегко, халтурить — просто». И, помолчав, добавил: «В Куропатах мы сделали максимум возможного, использовали практически все методы исследований, которыми сегодня вооружена наша служба. За каждое слово заключения можем поручиться».

Наибольшее впечатление на В. Я. Дащинского и его коллег, много повидавших на своем «экспертном веку», произвела, по их словам, контрастность находок, извлеченных из одного захоронения. Скажем, добротные хромовые сапоги соседствовали в нем с самодельными резиновыми бахилами, сотворенными «находчивым» и предприимчивым народным умельцем. Модные и редкие по тем временам зарубежные портмоне покоились рядом с холщевым узелком, в котором его хозяин бережно хранил несколько серебряных и медных монеток. Изящное пенсне и самодельная деревянная ложка, зубная щетка и простой гребешок.

Все это немые свидетельства всенародности сталинских репрессий, когда шпионами и вредителями одинаково легко объявлялись и видный ученый, и неграмотный крестьянин из забитой белорусской деревни. Не однажды бывавший за границей инженер и никогда не покидавший родного села колхозный сторож.

В одном из захоронений найдено неплохо сохранившееся мужское кожаное пальто красно-коричневого цвета, с боковыми косыми карманами и кокетками, как отмечено в заключении. Эксперты определили размер комиссарской одежки — пятьдесят шестой. Могучим, богатырским сложением, должно быть, отличался его хозяин. Это, к сожалению, все, что сегодня можно сказать об этом человеке.

Его арестовали в ночь на 14 августа 1937 года. Без санкции прокурора, без предъявления какого бы то ни было обвинения. И только спустя несколько дней, когда из подвалов «американки» его приведут в кабинет следователя В. Быховского, Александр Августайтис — первый секретарь ЦК комсомола Белоруссии — узнает, что он «презренный враг, главарь молодежного подразделения антисоветской контрреволюционной организации правых», в которую его завербовал не кто иной, а первый секретарь ЦК КП(б)Б Н. Гикало. Что он, Августайтис, и его сообщники «ставили целью проведение подрывной деятельности в области политико-воспитательной, культурной и оборонной работы». Вот так витиевато и одновременно малограмотно было сформулировано следствием выдвинутое против Августайтиса, а поздней и многих его товарищей по комсомолу суровое обвинение.

В нем говорилось также, что Н. Гикало дал Александру задание постоянно вести вербовку новых членов в свою организацию из числа руководящих работников комсомола республики, создавать боевые группы для проведения террористических актов против руководителей партии и Советского правительства, и эту установку Августайтис выполнял последовательно и целеустремленно.

Отвлечемся от этого, с позволения сказать, документа и, пока Александра не пригласили на новый допрос, расскажем о нем, о его корнях, о его короткой и яркой жизни. Вначале несколько слов скажем об отце — Викентии Августайтисе. Выходец из бедной крестьянской семьи, он рано включился в революционное движение в Литве и вскоре из-за преследований властей вынужден был искать укрытия в соседней Белоруссии. Судьба забросила Викентия в д. Зазерье Игуменского уезда (ныне Пуховичского района), где его приютили дальние родственники. В. Августайтис устроился на лесопильный завод, подружился с местной молодежью и вскоре понял, что безнадежно влюбился в 18-летнюю красавицу Ульяну Шелковскую. Молодые люди решили обвенчаться и пошли со своей заботой к местному священнику. Церковный порядок предписывал кроме внесения 300 руб. пошлины еще и предъявление паспорта.

В. Августайтису не хотелось рисковать и он попытался доверительно объяснить попу причину своего нежелания официально предъявлять документ. Поп тут же побежал к властям и сообщил, что в Зазерье скрывается опасный бунтовщик. Викентия арестовали, посадили в тюрьму, а через восемь месяцев у него родился сын, которого мать назвала Александром.

Вернулся молодой отец из неволи тяжело больным и никакие отвары трав, никакие дорогие заморские лекарства ему уже не могли помочь.

Саша остался сиротой, рано познал горький вкус батрацкого хлеба, потом, когда мать во второй раз вышла замуж и переехала в Минск, подростком пошел на стекольный завод выдувальщиком. И в деревне, а затем в городе страстно тянулся к книгам, к знаниям, проявив при этом редкостную память, завидное усердие и целеустремленность.

Когда комсомольской ячейке завода предложили выдвинуть на учебу в совпартшколу своего посланца, выбор единодушно пал на Александра Августайтиса. С этого времени начинается его стремительное восхождение по ступенькам политической карьеры — первый секретарь райкома комсомола в Плещеницах, затем — секретарь Минского окружкома ЛКСМБ, секретарь и первый секретарь ЦК комсомола республики.

…Сломать Александра оказалось делом непростым даже для такого «мастера чистосердечных признаний», как Быховский. Физически мощный, тренированный, Августайтис, по боксерской терминологии, хорошо держал удары, и даже после того, как его уносили в камеру без сознания, через день-два вставал на ноги в прямом и переносном смысле и вновь упрямо твердил: «Это ложь, клевета».

Два месяца продолжалось неравное противостояние изощренного в пытках следователя и вооруженного только волей и мужеством узника. В начале октября он подписал первые страницы продиктованных Быховским показаний. Трудно сегодня сказать, как повел бы себя Александр, знай он, что этот его жест отчаяния, вырванный после долгих и невероятно жестоких пыток, станет началом массовых арестов молодых активистов, а ему будет уготована роль лидера «антисоветской молодежной организации», и всякая даже мимолетная прежняя встреча с ним будет поставлена кому-то в вину, послужит удобным поводом для самых тяжких обвинений и расправ.

Уже на ином, комсомольском уровне, получит развитие идея существования в Белоруссии контрреволюционной, национал-фашистской организации, которую якобы создали руководители республики — «продажные шпионы и вредители», а посему всех их друзей и сторонников необходимо уничтожить, как «бешеных собак». Уничтожать пришлось многих, потому что круг знакомых Августайтиса, без устали мотавшегося по республике, был чрезвычайно велик.