Брайан Эппльярд - Пока еще ярок свет . . .

Впрочем, и он с готовностью признает, что эта 'бочка меда' не обошлась без ложки дегтя. Во-первых, он готов уступить по одному важнейшему вопросу: если в обществе прогресс, возможно, продолжается, то на уровне отдельных людей его нет. Человеческая природа абсолютно не подвержена совершенствованию. Наш агрессивный 'трайбализм' попросту несокрушим, неизменен и неизменяем. В индивидуальном плане мы — животные, и, будучи таковыми, неспособны совершенствоваться. Главное — обуздать эту 'звериную' натуру путами в виде эффективных институтов: образования, закона, государства. Но ведь и они несовершенны. 'Меня пугает тот факт, — признает Мокир, — что эти институты иногда дают сбой'.

Именно такой 'сбой' в работе основополагающих институтов, укорененных в древнюю культуру, произошел в России в 1917 г. и Германии в 1933 г.: результатом в обоих случаях стала многолетняя бойня, по масштабам беспрецедентная в истории. По теории Мокира, эти 'срывы' тоже породили институционализацию — но не нашего знания, а нашей агрессивной, звериной натуры. Сам факт, что подобное вообще возможно — предостережение о том, что прогресс нельзя воспринимать как должное.

Другой аргумент состоит в том, что капитализм и глобализация — отнюдь не синонимы. Нынешняя 'волна' глобализации была выявлена еще в 1970-х гг. Считалось, что она представляет собой начало процесса, в рамках которого совершенствование рыночной экономики должно привести к либерализации в мировом масштабе. По сути это означало бы распространение двухсотлетнего бума в развитых странах на всю планету. Однако становится все очевиднее, что процесс идет не так, как предполагалось. В своей книге 'Крах глобализма' ('The Collapse of Globalism') видный канадский мыслитель Джон Рэлстон Сол (John Ralston Saul) утверждает, что глобализация, по сути, закончилась, и на смену ей пришла конкуренция местных и национальных интересов. В то же время, ученый из Калифорнии Марк Ле Вайн (Mark Le Vine) в труде 'Почему у них нет к нам ненависти' ('Why They Don't Hate Us'), показывает, что за аргументами, которые приводят поклонники глобализации, скажем, из Всемирной торговой организации, кроются глубокие противоречия и нестабильность в таких странах, как Китай, или регионах вроде Ближнего Востока. Глобализация, утверждает он, зачастую только делает богатых еще богаче, а бедных — еще беднее. Кроме того, она губит самобытную культуру и провоцирует агрессивные формы сопротивления — от студенческих демонстраций на Западе до радикальных исламистских движений на Ближнем Востоке. Прогресс, как выясняется, построен на довольно непрочном фундаменте.

А может быть, прогресс — всего лишь иллюзия?

Профессор Лондонской школы экономики (London School of Economics) Джон Грэй (John Gray), специалист по истории европейской мысли — решительный сторонник идеи о том, что прогресса на самом деле просто не существует. Люди, по его словам, находятся 'под чрезмерным впечатлением от сегодняшней реальности', и, на основе каких-то двух столетий человеческой истории, делают вывод о том, что прогресс — явление непреходящее. В своей книге 'Аль-Каида, или что означает быть современным' ('Al-Qaeda and What It Means to Be Modern'), он утверждает, что человек по природе своей испорчен и неисправим, и его недостатки накладывают отпечаток на все, что он создает. Таким образом, институты, которые превозносит Мокир, не возвышаются над человеческой природой: они ее воплощают. Наука, по Грэю, действительно способствует накоплению знаний. Но эти знания человек использует не только во благо, но, как минимум с равной вероятностью, и во зло. В его книге утверждается, что 'Аль-Каида' — отнюдь не 'средневековая' структура, как полагают многие, а ультрасовременная организация, использующая современные технологии и теории менеджмента, чтобы сеять разрушение. Современность не делает нас лучше, она просто позволяет нам действовать эффективнее. С одной стороны, мы лечим зубы под анестезией, а с другой — держим наготове ядерное оружие. Возможно, научно-технический прогресс будет продолжаться, а возможно — нет. Но это неважно, поскольку инновации лишь позволят нам еще эффективнее делать то, что заложено в человеческой природе. Согласно этой теории, прогресс идет нога в ногу с регрессом. В наших нынешних условиях, промежуток между 'шагом вперед' и 'шагом назад' может составлять не более двух дней. В результате, либо наши конфликты приведут к падению нравственности, как это случилось в гитлеровской Германии и коммунистической России, либо против нас обернется сама наша приверженность росту.

Если говорить о нравственности, то Грэй приводит один наглядный пример из сегодняшнего дня — пытки. Много лет мы считали, что развитые страны навсегда покончили с пытками, или же, если такое иногда происходит, речь идет об ошибке или халатности, причем виновных наказывают как преступников. Тот факт, что мы не применяем пыток, считался одним из главных признаков нашей цивилизованности, прогрессивности. Но теперь, когда нам угрожают террористы смертники, возникла ужасная дилемма. Если мы задержали человека, знающего, где спрятан миниатюрный ядерный заряд, и он отказывается говорить, имеем ли право пытками выбить из него нужную информацию? Многие сегодня, пусть и с неохотой, признают, что имеем. Обсуждается даже вопрос об орудиях такой пытки: подозреваемому следует загнать под ноготь стерильную иглу. Мне самому раз пришлось убедиться, как это больно, когда перед удалением ногтя под него на несколько секунд ввели иглу с обезболивающим. Могу подтвердить: такая пытка сработает.

Профессор Алан Дершовиц (Alan Dershowitz), преподающий юриспруденцию в Гарварде, вообще выступает за легализацию пыток: 'Вопрос о пытках считается запретным, не обсуждается. Не будем лицемерить: пришли иные времена. Теперь мы имеем дело с террористами, подкладывающими бомбы с часовым механизмом, и непреложный факт состоит в том, что любое цивилизованное, демократическое государство должно в такой ситуации применить пытки'. Дершовицу не нравится 'лицемерие исподтишка': когда пытки дозволяются, но делается вид, будто это не так. Он указывает на случай с Халидом Шейхом Мохаммедом (Khalid Sheikh Mohammed) — одним из руководителей 'Аль-Каиды', задержанным в 2003 г. в Пакистане. На допросах американские следователи окунали его головой в воду, угрожая утопить. Поскольку физических увечий ему не причинили, подобный метод не квалифицировался как пытка, хотя на самом деле, несомненно, ею был.

Дершовиц считает, что легализация пыток позволит предотвратить издевательства над заключенными вроде тех ужасов, что произошли в тюрьме Абу Грейб в Ираке. Если бы, к примеру, распоряжение о применении пыток должен был подписывать Тони Блэр или Джордж Буш, этот вопрос оставался бы на виду и в правовом поле. По мнению Грэя, пытки — явное свидетельство регресса. Дершовиц отчасти с этим соглашается, но считает, что носители прогресса в данном случае должны быть готовы идти на компромисс с совестью: 'Терроризм — большой шаг назад с точки зрения цивилизованности. Гитлеризм тоже был большим шагом назад. Порой ради борьбы с такими явлениями нам тоже приходится делать шаг назад. Однако в других областях прогресс продолжается. Поколению, которое сегодня подрастает, возможно, придется смириться с более жесткими мерами безопасности и ограничениями неприкосновенности частной жизни, но в других сферах, например сексуальном поведении, мы продвигаемся вперед. Не думаю, что в целом мы делаем шаг назад'.