Александр Архангельский - Человек в истории

Не хватало товаров не только в магазинах, но и на базаре: « Пошли на базар купит мяса или скот, но скота не было и мы долго ходили и купить нечего» (04.06.1938), поэтому приходилось покупать их «с рук», зачастую при этом цена завышалась.

Чаще всего возникают серьезные проблемы с покупкой одежды и обуви. «Ничего не купили обутся одется нет ничего». (03.07.1938) При этом, семья постоянно нуждается в обуви. В дневнике часто встречаются упоминания об этом: «…Жена пришла с гиганта совсем босая сапоги совсем розспались» (30.03.1938), «Колька пошел и перевез его он пришел почти босый сапоги его изорвалис». (01.04.1938)

Но и те обноски, которые приходилось носить, нужно было чем-то стирать. Как видно, мыла для одежды тоже не хватало: «В лавке купил мыла для белья на него был кризис». (15.11.1938)

Когда в село все же привозили одежду или обувь, создавались большие очереди, достать одежду было тяжело: «Пошел на базар хотел купит соль но в лавке очеред большая люди душатся кричат ругаются вроде будут дават обув детскую ботинки». (23.10.1938) Так как одежду было трудно купить, люди старались ее произвести самостоятельно, но для этого требовалась ткань: «…ходил на базар там в лавке полно людей крик шум руганья в магазине было мануфактуры 2 куска приблизительно метров на 30. а народу чут ли 100 каждому охота купить». (22.01.1938)

Мыло, ткань и одежда отмечены в его записях как один из самых труднодоступных товаров, ради приобретения которого колхозники готовы были отстаивать даже ночь: «Встал на зоре собрался и пошел на базар там народу очень много в очереди и стояли всю ноч и очередей много и не поймеш. шум гвал спор руганья и стоят за мылом в ларёк за мануфактурой в лавку я стал тоже в очередь за мылом и стоял и замерз но всетаки взял 1 кус. мыла потом стал в очередь за мануфактурой». (18.02.1939)

Другой группой дефицитных товаров были керосин и спички. Количество товара на одного покупателя было строго ограничено: «…я купил в ларьку спичек 2 коробки больше не дают только по 2 коробки». (22.01.1939)

По записям Дмитрия Максимовича мы можем судить о численности очередей. Он приводит цифры от 600 до 100 человек: «…пришли на базар жена осталас на толкушке и я пошел за ленинскую за керосин пришел и мне уже очеред занял и я по порядку я 121. и после меня занимали до 500 чел. в 11 час. дня начали дават керосин по 10литр. на челов. и в 1 час. дня я взял». (15.02.1939)

Порой Дмитрий Максимович и его жена сменяют друг друга в очереди: «…и пошел опят на базар слдить за очередью там уже составили список и мы были в 4 ряду или очереди 91 записанъ <���…> пришел домомй а жена пошла на очередь».

Не каждому хватало терпения так долго ждать товаров, начинались погромы: «Опять пошол на базар купить керосину но его еще не привезли из Сальска и очередь уже очен большая а потом привезли и тут стали то сюда то туда стекла выбили в магазине душут друг друга кричать ругаются а дела нет никак приказчик не может выдат керосин и так в ноч толпилис. Меня всего изомяли в очереди» (19.11.1938); «спичек не мог купит что было в очереди трудно описат…». (12.02.1939)

Проанализируем суммы налогов, которые выплачивал Дмитрий Гальченко за 1938–1939 годы. По сравнению с суммами налогов 1930 года, они увеличились почти в 5 раз. Если за 1930 год он заплатил около 119 рублей, то за 1938 год уже больше 561 рубля.

Типология налогов не изменилась с 1930 года.

Один из самых тяжелых для него налогов — мясопоставка. Штрафовали его нещадно. 560 рублей нужно было уплатить за 10 дней, иначе грозились судебными разбирательствами. «Меня оштраховали на 260 руб. за мясо нужно 300 руб, за штраф 260 и все это в 10 дневный срок, а не уплачу то будет еще судить уголовный суд областной». (31.05.1938) После некоторых колебаний он решил проблему просто — скооперировался с несколькими такими же должниками и они купили теленка для сдачи налога, заплатив за кг мяса по 6 руб. Потому он обрадовался, когда узнал, что в счет поставок можно сдавать птицу: «Потом узнал можно здат курей в мясо поставку и пришел домой пообедал и наловили курей и я отнес здал в мясо поставку». ( 15.08.1938).

Помимо закрепленных налогов у крестьян, были еще и скрытые, например отработки по указанию сельсовета: « выгнали в сел/сов. работат». (19.04.1938) С вечера присылали повестку с предупреждением об обязательной явке в сельсовет: «Принесли из сел/сов повестку явится в сел/сов на завтра к 6 ч утра». (04.07.1938) А позже давали указания, что именно нужно делать или что выплачивать:. «Меня заставили чистит сад кругом клуба где была церков» (05.07.1938), «гришку выгнали в сел/сов. работат».

Подводя итог, можно сказать, что, с одной стороны, Гальченко находит новые дополнительные заработки, но с другой — к этому добавляются налоги, которые все съедают. Проблема поиска работы и ее случайный характер делают его финансовое положение очень неустойчивым. И получается, что между работой и налогами образуется взаимосвязь, от которой никуда не деться. Из-за этого нет желаемого увеличения доходов от проделанной работы, притом, что он уже не имеет того земельного надела, какой обрабатывал в 1930 г., и фактически не держит животных. Более того, в 1938–1939 годах он, живя в селе, покупает зерно, мясо, кисломолочные продукты.

Дмитрий Максимович Гальченко часто вспоминал в своем дневнике далекое прошлое, когда все было по-другому. Все изменения, которые он описывает, носят негативный характер. Единственной отрадой для него становятся воспоминания о давних временах, они не выходят у него из головы. Если в дневнике 1930 года он рассказывал о политических событиях, происходящих в Крученой Балке и соседних населенных пунктах, то сейчас остаются только описания праздников и событий, лично касающихся его.

Дмитрий Максимович не желал общаться с властью, которая его постоянно искала и почти всегда находила. У него было несколько знакомых-единоличников с таким же отношением к власти. Они не хотели участвовать в процессах советской жизни, считали, что это будет поддержка действующему режиму.

В Крученой Балке, где жил Д. М. Гальченко, часто проводились разнообразные переписи населения, измерения земли, описи имущества. Во всем этом Дмитрий Максимович участвовал неохотно. Он указывает на то, что всесоюзная перепись 1939 года широко обсуждалась в селе: «…ходили с двора на двор переписчики на 17/I число всесоюзная перепись. за которую много писали в газете и в людях больше ходило разных разговоров. я поужинав и лег спат и тоже думал о переписи». (16.01.1939) Эта перепись проводилась вместо переписи 1937 года, результаты которой были названы дефектными.

Дмитрий Максимович, как и его знакомый Иван Симонович Авдеев, вовсе не хотел «переписываться», среди единоличников было много противников переписи: «…потом пришел до Авдеева Ивана симоновича у него сидел говорили о жизни тут как ест ходил переписчикъ заходить в дом и красный флаг. вешает на дворе или перед хатой в сугроб или на воротах а нето в крышу здания и Авдеев сразу отказался от переписи идите вы с богом я писатся не желаю». (22.01.1939) Переписчик с чувством собственной важности, повесив флаг, хотел показать, что он «захватил крепость», это был знак того, что советская власть «победила», смогла взять в свои руки все слои населения. Это хорошо понимали и Дмитрий Максимович, и Иван Симонович.