Юрий Рост - Пути в незнаемое [Писатели рассказывают о науке]

Потом я узнала, что так поступал он всегда — как считал нужным. Получал шишки и тумаки, терпел финансовые удары — тем более сильные, что на зарплате редактора не отражались ни высочайший уровень его редактуры, ни опыт, ни знания, — приходилось менять издательства, смиряться с понижением в должности. Горький опыт ничему не учил — упрямо боролся за тексты, за не искореженные грубым вторжением публикации, храня в особой папке все свои редакторские заключения, потому что уважал не только чужой труд, а умел оценить по достоинству и труд собственный.

Он вообще был человеком неординарным, Валерий Михайлович Стригин. Его отец учительствовал в Рязанской области, в селе под названием Добрые пчелы, и был из тех самых сельских интеллигентов, на которых держалась в селе культура. Это он привил сыну свойственную ему самому жажду знаний, которая в сочетании с трудом и природной одаренностью и дает обычно хорошие результаты. Валерий Михайлович окончил школу, Михайловское педагогическое училище, Московский областной педагогический институт, аспирантуру. Все — с отличием. Получив диплом учителя географии, он пять лет проработал в издательстве географической литературы — редактором, старшим редактором, заместителем главного. Потом перешел в издательство «Мысль» — заведовать редакцией литературы по географии СССР, был там заместителем главного редактора Главной редакции географической литературы, старшим научным редактором. С 1976 года Валерий Михайлович работал в «Советском писателе» в редакции русской советской прозы.

Хороший путь, правда? И понятно теперь, почему долгие годы был Валерий Михайлович одним из составителей сборников «Пути в незнаемое»: он всегда был исследователем, даже когда по должности редактировал повести и романы. Автор многих статей по физической географии Северного Урала, он писал диссертацию об этом, во многом еще загадочном крае. Рукопись сопровождали фотографии заповедных мест, которые, на мой взгляд, сделали бы честь профессиональному мастеру.

Почему его интересовал Урал? А он жил там в эвакуации, воспоминания остались острыми и манящими — вернуться и увидеть высоченные горы, хмурые, могучие реки — неведомая, загадочная страна для него, жителя спокойных равнин. И он возвращался, исходил многие километры пешком, оставил ценнейшие фотографии заповедных мест — лежат в папке с неоконченной диссертацией.

Талантливый человек обычно талантлив во всем, в любом деле, за которое он берется. Готовя с Валерием Михайловичем новую книгу, мы долго перебирали фотографии — нужно было дать портрет автора на обложку.

— Вот что: давайте-ка я вас сниму, — сказал вдруг Стригин. — Приезжайте к нам в воскресенье.

— Но это же неудобно, — возразила я. — Да и потом, нужен свет, всякие там софиты…

— Да есть у меня все, вы разве не знаете, что я снимаю?

Так я попала в дом Валерия Михайловича и увидела его картины — он был еще и художником, хотя работы не выставлял, никому из профессионалов не показывал. Рядом с картинами висели работы фотографические — зима в лесу, лунная ночь…

— А у меня еще есть лисичка, выглядывает из-за дерева, — обрадовался моей похвале Валерий Михайлович. — Я за этой лисичкой ползимы охотился, никак не удавалось снять.

— И где эта фотография?

— У меня в деревне, во Владимирской области. Всех зову туда, всю редакцию — никак не соберутся: далековато, да и добираться трудно…

Мы добрались туда, в деревню, в марте 1988 года — его коллеги-редакторы и некоторые из авторов, чтобы проводить Валерия Михайловича в последний путь. Он умер неожиданно, в своем родном деревенском доме, в начале весны, когда природа только продирала еще глаза после долгого зимнего сна, а на кладбище снегу было в человеческий рост, и шли мы по узкой траншее в затылок друг другу.

На поминках, сидя за длинным столом, я и увидела на стене фотографию настороженной и лукавой лисички, выглядывающей из-за дерева. Любопытство пересилило вековечный страх, и она смотрела на человека, целившегося в нее из ружья. Только это не было ружье, которое убивает. Щелкнул затвор, но не причинил зверю зла. Ружье только оставило нам память о том, кто был действительно профессионалом высокого класса — во всем, за что брался, был добр и великодушен (для редактора качество не из последних, ибо само существование этой профессии и уязвляет автора), понимал и любил природу со всеми ее составляющими. В том числе — с человеком.

Август 1988

Нас постигла горькая утрата — умер Юрий Германович Вебер. Он был одним из зачинателей, постоянных авторов и бессменных членов редколлегии «Путей в незнаемое». Старейший из нас, он был рыцарем чистоты наших замыслов и стражем нашей требовательности к себе.

«Новый век стучится в двери литературы, требуя своего изображения. Новый герой — ученый с его изощренным процессом мышления. Новый предметный мир — мир науки».

Юрий Вебер написал это тридцать лет назад, когда в 1960 году, одновременно с выходом стартового тома «Путей в незнаемое», развернулся спор о научной теме в прозе и появился дискуссионный, единственный в своем роде, критический сборник «Формулы и образы». Там-то Юрий Вебер кратчайше выразил кредо нашего первого в истории альманаха научно-художественной литературы. Тогда же нашел он и свое определение для всего, что особенно ценил в этой литературе: «эмоциональный интеллектуализм». (Может, оно и выразилось слишком мудрено, да зато точно.)

Эта черта отличала и то лучшее, что он сам написал о «драмах идей» и «драмах людей» в сфере исканий инженеров, математиков, экологов… Его книги «Профиль невидимки», «Когда приходит ответ», «Ветер с моря» явились добрым вкладом в научно-художественную прозу наших дней.

Он ушел от нас на восемьдесят пятом году жизни. И хотя это возраст, когда принято говорить об уже наступившей поре глубокой старости человека, кончина Юрия Вебера была воспринята его давними друзьями как событие неправдоподобное: до такой степени был он нестарик решительно во всем — начиная со своей неизменной спортивной стати и кончая молодым отстаиванием своих пристрастий в литературе и музыке…

Да, музыка с неизбежностью возникает в этом прощальном слове памяти Юрия Вебера. Музыка была, как говаривали некогда, отрадой его души. Он сердечно знал музыкальную классику. И не только прошлых времен. Он преданно — то радостно, то страдальчески — переживал все повороты судьбы Дмитрия Шостаковича, с которым, кроме всего прочего, был связан семейно-дружескими узами. (Они были женаты на сестрах, Варзар.) И на протяжении десятилетий он влюбленно следил, как в творчестве близкого ему художника рождалась современная музыкальная классика.