Юрий Рост - Пути в незнаемое [Писатели рассказывают о науке]

За эти четыре года Юрий Борисович опубликовал еще с десяток статей, касающихся самых различных областей теоретической физики. Например, «К термодинамике бозе-газа», «К теории электропроводимости металлов в магнитном поле» и другие. Казалось, не было области физики, которой бы не коснулся Юрий Борисович в ту пору.

За эти четыре года друзья Юрия Борисовича изо всех сил старались помочь ему, старались вызволить его из Енисейска. Писали ему письма, не слезные и жалостливые, а нормальные письма друзей.

«Москва, 7.5.50 г. [4] Письмо Игоря Евгеньевича Тамма.

Дорогой Юрий Борисович!

…Знаю о Ваших злоключениях, несколько раз виделся с Дау и Мих. Алекс. [5] М. А. Леонтович. , говорил о Вас с Вавиловым, хочу надеяться, что его вмешательство поможет Вам.

Поразительно, как активно Вы творчески работаете в разных областях физики. Но Вы правы в том, что, к тем сторонам 5-оптики, которые для Вас наиболее ценны, я отношусь скептически… Позвольте присовокупить несколько дискуссионных замечаний о первых параграфах Вашей первой работы о 5-оптике… (Далее на трех страницах следует подробное обсуждение некоторых вопросов, взволновавших Тамма.)

…Дорогой Юрий Борисович, я надеюсь, что Вы не будете в претензии, что я прямо пишу Вам о моих сомнениях и недоумениях; я хотел бы, чтобы Вы не подумали, что я исхожу из предвзятого огульного отрицания пятимерных идей единой теории.

Самым интересным из последних научных новинок я считаю открытие предсказанного теорией нейтрального мезона с временем жизни Г10 –11сек (он распадается на два фотона). Некоторые товарищи считают, что проведенные эксперименты недостаточны для того, чтобы говорить о свершившемся уже открытии, но я в нем не сомневаюсь. Работа напечатана в Phys. Rev., который, вероятно, до Вас не доходит, но скоро появится реферат работы в Успехах физ. наук.

Очень порадовался известиям о Вашем браке и о рождении у Вас ребенка, я-то уже в другом возрасте — у меня внук и внучка.

С искренними наилучшими пожеланиями

Чаще всего приходили письма от Ландау. Они были длинными и короткими, может быть, не всегда складными, но всегда искренними.

«25.6.50

Дорогой Румчик. Обо всех фактах узнаешь от Оли. Она у тебя молодец и производит чудесное впечатление. Заметка о вращении плоскости поляризации ошибочна — ты пишешь в энергии ED* вместо ED*+E*D (кстати, правильно интеграл от EdD*+E*dD). Крепко жму твою руку.

Предоставь ради бога все дела Оле. Ты, надо сказать, бестолков не меньше меня. Поэтому пускай по всякому деловому поводу пишет Оля, а то у тебя понять ничего нельзя».

«8.10.50

Милый Румчик. Очень грустно, что все так с тобой получилось. Надо сказать, что все здесь приложили массу стараний (в последнее время особенно Леонтович), и даже Сергей Иванович [6] Вавилов Сергей Иванович — президент Академии наук. сделал больше, чем можно было ожидать, но дело оказалось гораздо труднее, чем можно было думать.

…Оля твоя молодец. Настоящая «русская женщина», которая не теряет мужества в самой трудной ситуации.

Крепко, крепко жму руку.

А ситуация действительно была трудная. Извлечь Румера из Енисейска, сократить ему срок ссылки, который исчислялся пятью годами, никак не удавалось. И все-таки к концу 50-го года по ходатайству Сергея Ивановича Вавилова Румера перевели из Енисейска в Новосибирск. В Новосибирске в ту пору был Западно-Сибирский филиал Академии наук, который рассматривался для Румера промежуточной ступенью на пути его возвращения в Москву.

В январе 51-го года Сергей Иванович умер. И Юрий Борисович, не успев к этому времени оформиться на работу, оставался без места.

«30 месяцев я был безработным, и 30 месяцев меня содержали товарищи», — говорил Юрий Борисович. Ни в филиале, ни в каком-нибудь другом месте Румер работу найти не мог. Он пытался устроиться на Оптический завод, на Чкаловский завод, на Ламповый завод, и всюду, куда бы он ни обращался, ему были рады. Бывало, что ему показывали его место работы, стол, говорили, что вряд ли будет ему удобно приходить на работу к восьми часам и что он, если хочет, может приходить к десяти, но в конце концов дело кончалось тем же: его не брали.

«Стала пропадать вера в трудоустройство, — рассказывала Ольга Кузьминична, — комната у Галочки, которую мы снимали на улице Державина и другую себе позволить не могли, была очень маленькой, в полуподвале. В комнате стоял матрас от окна до стенки, а напротив была стена от печки, которая должна была топиться со стороны Галочки, но она ее никогда не топила, обходилась какой-то другой печкой. Зимой стена наша замерзала. Кухней мы не пользовались, готовка была символичной, было голодно. Вместо стола стояли наши чемоданы, и была к стене прибита доска, на которой стояли книжки. Потом совершенно случайно нам нашли шикарную квартиру — две комнаты, кухня, печное отопление, мы сами по себе (хозяйка вышла замуж и уехала на неопределенный срок в Ригу), а главное, за квартиру платили только квартплату. Все время находились люди, которые хотели нам помочь. Вот, Клавдия Петровна Чернова. Она заведовала областной библиотекой. Ей Юрий Борисович был обязан своими первыми заработками в Новосибирске. Она оформляла на кого-то переводы, которые он делал, и платила ему деньги. А как рисковала Таня Мартынова! Она всюду хотела поспеть, всем помочь. Судьба с ней распорядилась ужасно. Когда немцы подошли к Москве, она отправила сына в деревню, а сама осталась в обороне Москвы. В деревне мальчик заболел и умер, ему было шесть лет. Всю жизнь Таня о ком-то заботилась. Она дружила с Асмусом, с Пастернаком, опекала Анну Ахматову.

В то наше самое тяжелое время она снарядила экспедицию в Кузнецкий Алатау, она ведь была геологом. Один грузовик она снимает с геологической партии, перегоняет в Новосибирск и пускает на сельскохозяйственные работы, отдает на сезон колхозу. Шофер выполняет все положенные ему сезонные работы, получает часть деньгами, часть натурой. Так мы получили капусту, морковку, картошку, пшено, деньги и дрова, конечно. А Юрий Борисович продолжал каждые две недели ходить в НКВД отмечаться и продлевать аусвайс. Каждый раз он уходил навсегда, каждый раз брал с собой 100 рублей, то ли он вернется домой, то ли его пошлют на лесоповал. Так, в месяц два раза я с ним прощалась. Иногда он пойдет и через 15 минут вернется, а иногда попадал на такого, который просто заставлял ждать. Ничего при этом не говорил: Юрий Борисович подойдет к окошку, а тот его закрывает, и так до вечера, и ничего сказать нельзя. Даже к мелким чинушам у Ю. Б. не было никакой злобы. А как он любил говорить слово «товарищ»! Это слово было у Ю. Б. всегда как-то подчеркнуто. Это не то, чтобы просто «товарищи» — товарищи, ну, куда вы лезете, ну, что вы делаете, а это было именно то-ва-рищ. То-ва-рищ — это рядом, это — плечо, это — рука, это — всё. И выстояли мы благодаря товарищам. И времена тяжелые вспоминали с Ю. Б., только когда вспоминали товарищей».