Майкл Волф - Огонь и ярость. В Белом доме Трампа

Это была не мелочь: Пауэлл склонилась к переходу на новую должность, поскольку Джаред и Иванка действительно верили (а Кон и Пауэлл находили их аргументы убедительными), что им под силу захватить Белый дом. Для Кона и Пауэлл предложение присоединиться к администрации Трампа стало не просто возможностью – они считали это своим долгом. Работая с Джаредом и Иванкой, они должны были помочь в формировании Белого дома и управлении им, привнеся в него благоразумие и умеренность. Они могли сыграть ведущую роль в его спасении, сделав при этом поистине квантовый карьерный скачок.

Для Иванки, обеспокоенной ролью женщин в Белом доме Трампа, Пауэлл была гораздо привлекательнее Келлиэнн Конуэй, которую они с Джаредом презирали вне всякой зависимости от войны с Бэнноном. По-прежнему пребывая в фаворе у президента, которого она постоянно защищала на кабельном телевидении, Конуэй провозгласила себя лицом администрации, но Иванке и Джареду это лицо казалось ужасным. Казалось, через Конуэй транслируются худшие порывы президента, которые она совершенно не фильтровала. Она впитывала гнев, импульсивность и ошибки Трампа. Хотя советнику президента положено сдерживать и интерпретировать его интуитивные позывы, Конуэй выражала их, удваивала их мощь, превращала их в настоящую драму. Она слишком буквально понимала преданность, которой требовал Трамп. В представлении Иванки и Джареда Конуэй была строптивой, несговорчивой, склонной драматизировать дамочкой с кабельного канала, а Пауэлл, как они надеялись, должна была стать осмотрительной, осторожной, совершенно взрослой гостьей воскресных утренних программ.

К концу февраля, по истечении первого суматошного месяца работы администрации, кампания Джареда и Иванки по дискредитации Бэннона, казалось, начала набирать обороты. Стараниями пары был отлажен механизм, в работе которого принимали участие Скарборо и Мёрдок и который подкреплял глубокое раздражение и недовольство президента мнимой важностью Бэннона в Белом доме. В течение нескольких недель после того, как журнал Time опубликовал статью о Бэнноне, не было ни единого разговора, в котором Трамп не огрызнулся бы на этот счет. (“Для него в борьбе за обложку Time может быть лишь один победитель, – сказал Роджер Эйлс. – Если на нее попадает кто-то другой, значит, не попадает он”.) Скарборо коварно поддерживал болтовню о президенте Бэнноне. Мёрдок заставлял президента выслушивать свои наставления о странности и экстремизме бэннонизма, связывая Бэннона с Эйлсом. “Они оба чокнутые”, – говорил он Трампу.

Кушнер представлял президенту собственные выкладки: прекрасно зная, как Трамп боится старческой слабости, он твердил, что шестидесятитрехлетний Бэннон не справится со стрессами работы в Белом доме. Бэннон действительно все семь дней в неделю работал по шестнадцать-восемнадцать часов в день, а из страха пропустить очередной вызов президента или узнать, что вместо него был вызван кто-то другой, ночью почти не смыкал глаз, готовый явиться к Трампу по первому требованию. Недели сменяли друг друга, и Бэннон словно бы физически изнашивался у всех на глазах: его лицо все сильнее опухало, ноги отекали, взгляд туманился, а внимание рассеивалось.

На заре второго месяца президентства Трампа лагерь Джареда, Иванки, Гэри и Дины сосредоточился на намеченной на 28 февраля президентской речи на совместном заседании обеих палат Конгресса.

“Перезагрузка, – объявил Кушнер. – Полная перезагрузка”.

Момент был идеальный. Трамп должен был читать речь прямо перед ним. Ее текст не только дублировался на телесуфлере, но и широко распространялся заранее. Более того, от благовоспитанной публики не ожидалось никакого подстрекательства. Все контролировали кураторы. И в этот день кураторами наконец были Джаред, Иванка, Гэри и Дина.

“Если в речи будет хоть одно слово Стива, он припишет себе ее авторство”, – сказала Иванка отцу. Она прекрасно понимала, что для Трампа гораздо важнее авторство, чем содержание, а потому ее замечание должно было обеспечить, чтобы Трамп не подпустил Бэннона к созданию речи.

Бэннон назвал ее “речью Goldman ”.

Инаугурационная речь, составленная преимущественно Бэнноном и Стивеном Миллером, поразила Джареда и Иванку. Однако особенность Белого дома Трампа, который и так одолевали проблемы с коммуникацией, заключалась в отсутствии команды спичрайтеров. В администрации был грамотный и очень словоохотливый Бэннон, который сам ничего не писал, и был также Стивен Миллер, который умел лишь расставлять все по порядку. В остальном все делалось кое-как. Отсутствие связного сообщения объяснялось отсутствием человека, который мог бы его сформулировать, а это было очередным примером пренебрежения основными принципами политики.

Иванка захватила контроль над составлением речи для выступления в Конгрессе и вскоре начала проталкивать туда предложения из собственного лагеря. На мероприятии президент вел себя ровно так, как они надеялись. Это был оптимистично настроенный Трамп – умелый продажник, уверенный в своих силах неутомимый боец. Джаред, Иванка и их сторонники сочли этот вечер великолепным и пришли к выводу, что наконец-то, среди помпы и роскоши – “Мистер спикер, президент Соединенных Штатов!” – президент действительно смотрелся по-президентски. В кои-то веки с этим согласилась и пресса.

Несколько часов после речи стали лучшими моментами Трампа в Белом доме. На один новостной цикл это президентство стало совершенно другим. На мгновение некоторые представители прессы даже усомнились: может, этого президента просто не поняли? Может быть, пресса – пристрастная пресса – просто не разглядела добрых намерений Дональда Трампа? Может, он наконец показал свою лучшую сторону? Сам президент почти два дня потратил на чтение хороших новостей. Он наконец пристал к чудесным берегам (где его радушно встретили аборигены). Более того, успех речи подтвердил правильность стратегии Джареда и Иванки, которая заключалась в поиске общих интересов. Он также подтвердил, что Иванка верно понимает отца, который просто хотел, чтобы его любили. А еще он подтвердил худший страх Стива Бэннона, который боялся, что Трамп на самом деле размазня.

Выступивший с речью в Конгрессе Трамп был не просто новым Трампом – он показывал плоды трудов нового мозгового центра Западного крыла (к которому через несколько недель планировала официально присоединиться Иванка). При помощи советников из Goldman Sachs Джаред и Иванка теперь меняли установки, стиль и темы Белого дома. Теперь акцент делался на том, чтобы “установить контакты”.

Играя против самого себя, Бэннон стал пророчить катастрофу. Он твердил, что заигрывания со смертными врагами до добра не доведут. Нужно было бороться с ними и дальше, ведь только глупец мог подумать, будто в этой ситуации возможен какой-либо компромисс. Сила Дональда Трампа – по крайней мере в глазах Стива Бэннона – заключалась в том, что космополитическая элита принять его была не способна. В конце концов, он оставался Дональдом Трампом, какой бы лоск на него ни навели.