Майкл Волф - Огонь и ярость. В Белом доме Трампа

Бэннон отдавал себе отчет в том, что не стоит занимать место Трампа в лучах прожекторов. Он хорошо знал, что президент последовательно развеивает чужие заслуги, так как они должны принадлежать исключительно ему. Он и Кушнер, две самые заметные фигуры в Белом доме, профессионально отмалчивались. А при этом Бэннон присутствовал везде, и президент небезосновательно подозревал его в приватном общении с прессой. Бэннон частенько говорил о себе “президент Бэннон”, и далеко не всегда это можно было списать на самоиронию. Келлиэнн Конуэй, которую регулярно упрекали за желание посветиться, с горечью подтвердила наблюдение президента, что Бэннон стремится попасть на каждую коллективную фотографию в Белом доме. (Все, похоже, подсчитывали, у кого больше громких фотографий.) А еще Бэннон не очень-то маскировал, что именно он автор многих анонимных высказываний, которые приводят в прессе, и не слишком скрывал свои выпады против Кушнера, Кона, Пауэлл, Конуэй, Прибуса и даже дочери президента (и тем паче дочери президента).

Любопытно, что Бэннон никогда не комментировал Трампа – до поры до времени. Видимо, правильность и надежность президента занимали центральное место в бэнноновской конструкции: Трамп – идея, которую надо всячески поддерживать. В этом было что-то от традиционного респекта Овальному кабинету. На самом деле, все обстояло ровным счетом наоборот. Бэннон – всего лишь лодка, которая ничего не значит без гребца. Каким бы уникальным, чуть ли не волшебным, ни казался его вклад в победу Трампа, возможности Бэннона зависели исключительно от своеобразного таланта босса. А он лишь его тень, его Кромвель, как он сам выражался, прекрасно помня о судьбе последнего.

Но преданность Трампу как идее никак не защищала Бэннона от его постоянных выпадов. Президент собрал большое жюри присяжных, чтобы решить его судьбу, и в оскорбительном стиле “борщкового пояса” предъявил длинный список недостатков обвиняемого: “У парня вид бездомного. Прими душ, Стив. Ты уже шестой день носишь эти брюки. Он говорит, что зарабатывал приличные деньги, но я ему не верю”. (Примечательно, что президент никогда не интересовался политическими взглядами своего высокопоставленного подчиненного.) Администрация проработала всего каких-то пару месяцев, а все СМИ уже предрекали отставку Бэннона.

Чтобы заслужить похвалу президента, достаточно было при нем неодобрительно и хлестко высказаться о его главном стратеге или привести чужую критику. Главное, не отзываться о Бэнноне положительно. Даже небольшая похвала перед “но” – “Стив, конечно, умен, но…” – могла вызывать у Трампа оскал или недовольную гримасу, если сразу за этим не следовало “но”. (Вообще, упоминание об уме кого бы то ни было неизбежно вызывало у Трампа недовольство.) Кушнер сделал Скарборо и Бжезински ведущими своего рода утренних телешоу, смысл которых сводился к размазыванию Бэннона по тарелке.

Г. Р. Макмастер, генерал-лейтенант, сменивший Майкла Флинна на посту советника по национальной безопасности, пробил право президента налагать вето на назначение членов СНБ. Кушнер, поддержавший кандидатуру Макмастера, тут же настоял, чтобы Дина Пауэлл, ключевой игрок в его команде, была включена в Совет, а Бэннон оттуда выведен.

Бэннониcты шепотом и не без некоторой жалости обсуждали между собой, как в последнее время выглядит их кумир, и сходились на том, что неважнецки – стресс все глубже врезается морщинами в его лицо. Дэвид Босси высказался еще сильнее: у Бэннона такой вид, “словно он на грани смерти”.

“Теперь я понимаю, что значит находиться в суде Тюдоров, – размышлял Бэннон. Он вспоминал, как во время президентской кампании Ньют Гингрич “вдруг появлялся со своими дурацкими идеями. Когда мы победили, он сразу стал моим лучшим другом. Каждый день фонтанировал. А однажды, когда я переболел сильной простудой [весной, уже в Белом доме] и прошел через свою Долину смерти, я увидел его в холле. Заметив меня, он опустил глаза и пробормотал «Привет, Стив». Я спросил, что он здесь делает и не хочет ли пройти внутрь. На что он ответил: «Нет, нет, все нормально. Я жду Дину Пауэлл»”.

Достигнув непредставимого – принести с собой в Белый дом бешеный крайне правый антилиберальный этнопопулизм! – Бэннон неожиданно оказался лицом к лицу с неприемлемым: необходимостью нести ответ перед богатыми и полномочными демократами.

Парадокс президентства Трампа заключался в том, что оно было одновременно до крайности идеологически мотивировано и вообще лишено идеологии. С одной стороны, оно представляло собой хорошо структурированную атаку на либеральные ценности – бэнноновская деконструкция административного государства предполагала также уничтожение СМИ, академических и некоммерческих институтов. А с другой стороны, сразу было понятно, что трамповская администрация с одинаковой легкостью может превратиться в республиканский загородный клуб и в демократический Уолл-стрит. Или просто в учреждение, озабоченное лишь тем, как осчастливить Дональда Трампа. У него были свои постоянные источники раздражения, проверенные с помощью рекламных рассылок масс-медиа и многотысячных митингов, но, кажется, главным было одержимое желание выйти победителем в игре.

С усилением барабанной дроби, знаменующей скорую отставку Бэннона, Мерсеры тут же приняли меры по защите своего вклада в радикальное правительство и определению будущего Стива Бэннона.

В век, когда все успешные политические кандидаты окружены (зачастую они их просто зазывают) воротилами, которые таким образом раздвигают границы собственного влияния – и чем они богаче, тем труднее иметь с ними дело, – Боб и Ребекка Мерсеры держались особняком. Восхождение Трампа выглядело сомнительным, а уж Мерсеров – тем более.

Даже трудных в общении толстосумов – “правых” братьев Кох и Шелдона Аделсона, “левых” Дэвида Геффена и Джорджа Сороса – обуздывает мысль, что деньги обращаются на рынке, где существует конкуренция. Поэтому хамство имеет границы. Мир богатых по-своему отрегулирован. Социальное восхождение подчиняется собственным правилам.

Даже среди трудных и титулованных богачей Мерсеры выделялись своей недоверчивостью и скептицизмом. В отличие от других богачей, жертвовавших большие деньги на политических кандидатов, эти не стремились к победе – в принципе. Они жили в своем замкнутом пространстве.

Поэтому когда победа все же случилась – так уж счастливо для Дональда Трампа сошлись звезды, – они оказались к этому не готовы. Но теперь, успев почувствовать чудом свалившуюся на них власть, они не собирались ее отдавать только потому, что Стив Бэннон уязвлен и не высыпается.