Майкл Волф - Огонь и ярость. В Белом доме Трампа

Почувствовав неладное и отчаянно пытаясь найти выход из положения, Трамп ни с того ни с сего вспомнил историю с Колином Каперником, вставшим на одно колено, когда исполнялся американский гимн перед игрой Национальной футбольной лиги [50] Колин Рэнд Каперник (род. в 1987 г.) – игрок в американский футбол; своим поступком выразил протест против притеснений темнокожих в США. . Это стало буквально сигналом для зрителей – они поднялись и аплодировали стоя. После этого президент быстро свернул разговор о Лютере Стрейндже и уже не упоминал о нем до конца выступления. На следующей неделе он тоже продолжал бранить НФЛ. Он вообще не заметил сокрушительного поражения, которое постигло Стрейнджа через пять дней после выступления в Хантсвилле. Он проигнорировал тот факт, что Мур с Бэнноном одержали над ним победу – а ведь это могло привести к новому разладу в их рядах. Теперь у Трампа появилась новая тема, преобладающая над всем остальным: Колено.

Практически каждый, кто получал должность в администрации Трампа, начинал вот с какой предпосылки: “Это сработает. Мы можем сделать так, чтобы это сработало”. Теперь, всего через девять месяцев после начала президентства Трампа, почти никто из высокопоставленных чиновников уже не был уверен в правильности этой предпосылки. Возможно – а в некоторых случаях наверняка – большинство сотрудников пришли к выводу: единственным положительным моментом их работы стали попытки сделать так, чтобы с трамповским Белым домом не случилось самое худшее.

В начале октября решилась судьба госсекретаря Рекса Тиллерсона – хотя своим явно неоднозначным отношением к президенту, он, вероятно, уже давно подписал себе приговор, – поскольку выяснилось, что он назвал президента “гребаным придурком”.

Несмотря на то, что оскорбительно отзываться об умственных способностях Дональда Трампа вроде как запрещалось, почти все чиновники высшего звена довольно грубо шутили на эту тему, видимо, надеясь, что в очередной раз пронесет. Так или иначе, каждый пытался констатировать тот очевидный факт, что президенту не хватает знаний, что сам он этого не понимает, что ему, в общем-то, на это наплевать и что вдобавок он ничуть не сомневается в себе и, можно сказать, почивает на лаврах, не подозревая о своих изъянах. Теперь “с задних парт” то и дело слышалось хихиканье насчет того, кто и как обозвал Трампа. По мнению Стива Мнучина и Райнса Прибуса, он “идиот”. Для Гэри Кона, он “тупой, как дерьмо”. Для Г. Р. Макмастера – “кретин”. Список то и дело пополнялся.

Тиллерсон всего-навсего являл собой очередной пример подчиненного, верившего, что его способности могут каким-то образом компенсировать недостатки Трампа.

С Тиллерсоном объединились три генерала – Мэттис, Макмастер и Келли, каждый из которых считал себя воплощением зрелости, стабильности и сдержанности. И каждого Трамп, конечно же, за это презирал. Сама мысль о том, что кто-то из этих мужчин или все они могли продемонстрировать бóльшую сосредоточенность и закалку, чем сам Трамп, повергала президента в хандру и истерику.

Ежедневные дискуссии между высокопоставленными чиновниками, нынешними и бывшими (все эти люди исключали возможность дальнейшего пребывания Тиллерсона в администрации президента), были посвящены вопросу, как долго генерал Келли продержится на посту главы аппарата. Они даже завели что-то вроде таблицы с результатами, и главная шутка заключалась в том, что самым “долгоиграющим” главой аппарата Трампа мог оказаться Райнс. Неприязнь Келли к президенту не вызывала сомнений – любой его жест, любое слово демонстрировали, что генерал смотрит на Трампа сверху вниз, – а уж президент тем паче терпеть не мог Келли. Для Трампа стало своего рода спортом не повиноваться генералу, ведь тот являл собой нечто совершенно невыносимое для Трампа: образ отца, осуждающего и придирчивого.

По адресу Пенсильвания-авеню, 1600 никто уже не питал иллюзий. С многострадальной антипатией Келли по отношению к президенту могло сравниться разве что генеральское презрение к семье президента: “Кушнер, – цедил Келли, – недисциплинирован”. Язвительная пренебрежительность Кона в отношении Кушнера, равно как и президента, была еще сильнее. Трамп платил ему той же монетой и не стеснялся в выражениях: бывший президент Goldman Sachs стал теперь “полным идиотом, тупее всех тупых”. Но любопытно, что президент больше не заступался за свою семью и уже сам начал интересоваться, когда же они “поймут намек и пойдут домой”.

Но, конечно, это все еще была политика: те, кому удавалось превозмочь стыд или неверие – и, несмотря на всю грубость и нелепость Трампа, раболепствовать перед ним и потворствовать ему, – все-таки могли добиться политической выгоды. Впрочем, мало кто оказался на это способен.

Так или иначе, к октябрю целый ряд сотрудников администрации обратил внимание на одну из тех немногих, кто до сих пор подпевал Трампу: Никки Хейли, постоянный представитель США при ООН. Хейли, “амбициозная, как Люцифер”, если верить определению одного из чиновников высшего звена, пришла к выводу, что президентство Трампа продлится в лучшем случае один срок, и если она будет подчиняться ему должным образом, у нее есть шанс стать его вероятным преемником. Хейли удалось снискать расположение Иванки и подружиться с ней, и та ввела ее в узкий семейный круг, где Никки оказалась в центре внимания Трампа, а тот, само собой, в центре ее внимания. Хейли, что становилось все заметнее более широкому кругу лиц, связанных с международной политикой и обеспечением национальной безопасности, была выбрана семьей, чтобы занять пост госсекретаря после неизбежной отставки Тиллерсона (предполагалось, что при этой перестановке Дина Пауэлл сменит Хейли в ООН).

Президент довольно много общался с Никки в частном порядке на “борту номер один”, явно готовя ее к политическому будущему национального масштаба. Хейли, куда более традиционную республиканку с ярко выраженными умеренными тенденциями – такой тип становился все более известным под названием “республиканец Джарванки”, – обрабатывали по методике Трампа. Опасность здесь заключалась в том обстоятельстве, что, как заметил один трамповский чиновник высшего звена, “она намного, намного умнее президента”.

Но еще до конца первого года президентства Трампа обозначился явный вакуум власти. У президента, неспособного преодолеть ежедневный хаос, едва ли получалось ловить мгновение. Но политика есть политика, поэтому кто-то сумел воспользоваться ситуацией.

В этом плане стало ясно, что будущее трампистов и республиканцев лежит уже за пределами Белого дома. Бэннон прилагал усилия извне, чтобы возглавить движение Трампа. Республиканское большинство в Конгрессе стремилось загнать трампизм в угол, а то и вообще прикончить его. Джон Маккейн пытался скомпрометировать трампизм. Не будем забывать и об офисе специального прокурора, сотрудники которого преследовали президента и его окружение.