Александр Афанасьев - Белорусский узел

Здесь же — находится силовой актив, те, кто защищает и деньги и аппаратуру перехвата. Это не американцы, это то ли польские, то ли литовские спецназовцы, находящиеся в Беларуси нелегально. Их задача — защитить этот этаж любой ценой, покинуть его не раньше, чем будут уничтожены все улики.

Тут же — находятся старшие… здесь куда комфортнее и аппаратура управления стоит. А она серьёзная — все по-взрослому. Майдановцы даже установили по всему городу, на балконах, скрытно видеокамеры с режимом ночного видения — чтобы отслеживать манёвры техники и силовых подразделений по городу, не допустить их неожиданного усиления, концентрации и штурма. Вся картинка — стекается сюда, причём система сохранит работоспособность даже в случае отключения интернета и электричества…

Современный майдан — дело очень технологичное.

— ???

— Во-первых, ты сколько на передовой? Положен отдых, тем более ты хлопака своего потерял. Второе — там нашим спецам удалось русского снайпера взять.

— Ой…

Про то, что с той стороны «працюют» российские снайперы — говорили на белорусском майдане многие, но те, кто собирался на последнем этаже БГУ знали, как рождаются эти слухи и кто их запускает. Очень выгодно — представить противника представителем чужого государства, в этом случае снимается страх стрелять в сотрудника полиции, армии — ведь все понимают, что за это придётся ответить. А тут — получается, что ты стреляешь в тех, кто без спроса пришёл на твою землю, в оккупантов, ты никакой не преступник, а даже… герой почти что.

— Вот тебе и ой. Взяли на горячем, напарник убит. Он там наших несколько вбил, серьёзный зверюга. Винтовка Ремингтон.

— У русских таких нет.

— Есть. Вооружены кое-какие подразделения, прежде всего те кто работает за рубежом.

— Может наёмник Опцентра?

— Сомневаюсь, они за нас теперь. Если только ренегаты какие… в любом случае, с этим хлопаком надо работать.

— Его — сильно?

— Нет. Резинкой взяли [47] Резиновой пулей, видимо. . Он в подвале сидит, по нему будет работать целая группа. Сам понимаешь, если он признается, что он кацап и стрелял по белорусам по приказу Путина — все сразу изменится. Поэтому — это дело первого приоритета, оно на контроле у старших.

— А я тут при чем? Я его бить, что ли должен?

— Нет. Ты — снайпер. Такой же, как он. Возможно, тебе удастся подобрать к нему ключ. Бить его нет никакого смысла, его к этому готовили. Да и если его предъявлять — то он должен быть не избитым. Так что бить — отменяется.

— Спасибо.

— Пожалуйста…

…

— Отдохни. Если не прокатит — я тебя верну к группе… в конце концов, пацаны твои тоже отдохнуть должны. Если прокатит — ты больше сделаешь, чем по крышам гоняя. Понял?

Он кивнул.

Ночью — ему снились сны. Они были цветные…

Настоящие…

Он давно не видел цветных снов…

Ему одиннадцать лет — и он проводит лето у родственников, в Подмосковье. Отец служит в Белорусском военном округе, сам он русский. А мать — из Белоруссии, из Гродно родом. Сейчас он у родственников отца, в Подмосковье. Он — русский, хотя сам этого не осознает, для него это слово — просто слово. Зато он знает, что такое Советский союз — и ему в голову бы не пришло, что Подмосковье — каким-то образом может быть отделено от Минска, от Гродно, от и Беларуси. Да, в Беларуси есть люди, которые говорят на немного смешном языке, немного не похожем на его язык — ну и что? Все равно он похожий, и все его друзья — говорят по-русски.

Он вышел на улицу и смотрит на звезды — он любит это делать. Надо бежать… он каждый день бегает ночью, перед тем как ложиться спать — и утром, когда ещё не так жарко. Надо подтянуть физру, иначе не возьмут в военное училище. А он хочет в рязанское, воздушно-десантное — туда хлюпиков не берут.

Звезды то какие… настоящий небосвод… такое только в деревне бывает — в Минске такого неба не увидишь. Зато в Минске есть метро, настоящее метро, как в Москве. Есть Свислочь, есть Беловежская пуща, а из Гродно — можно уехать в Белосток, это будет уже Польша. Мама говорит, что у них в Гродно ещё продукты в магазинах остались — а в Москве уже жрать нечего.

Ещё в Гродно есть девочка Лана, очень красивая. Они уже целовались…

Так, надо бежать. Интересно, что там остались смотреть взрослые под ночь — обычно фильм смотрят, а тут какая-то политика…

Сегодня девятнадцатое августа тысяча девятьсот девяносто первого года…

А через несколько дней — они уже в Москве. Мама тащит его и брата с вокзала на вокзал — с Ярославского на Белорусский, но до их поезда ещё время есть — и они пошли к Белому дому. Там ещё не убрали часть баррикад. Дождливо, стоят под дождём Волги и правительственные Вольво, люди в куртках какие-то, с зонтами. И баррикада… смешная какая-то, как ёжик ощетинилась, только не иголками, а какими-то трубами. Он не понимает смысла этой баррикады, но понимает, что произошло что-то очень важное. Может, поэтому так нервничает мама — он подслушал разговор мамы с отцом по межгороду. Хорошо бы домой добраться, а то того и гляди поезда отменят.

Мама у него то ли белоруска, то ли полячка, папа — русский. А это — столица его родины, Москва. Он уже несколько раз ездил через Белорусский вокзал. И он просто не знает, как разделить Россию и Беларусь, в его понимании это нераздельное целое.

А много лет спустя, в холодном феврале, почти на том же самом месте — было уже совсем другое кино.

Это было на Украине. И он был — чужим среди своих и своим среди чужих. КГБ — послало его на внедрение, отслеживать ситуацию. Но просто внедриться и быть в стороне от происходящего — тут было невозможно…

Статую независимости, которую они называли «Оксана» было едва видно из-за дыма покрышек, слева — вяло коптил сгоревший дотла Дом профсоюзов (как потом установили, пожар начался на шестом, где была вся бухгалтерия), голос Майдана Евгений Нищук выступал в бронежилете, потому что раненые были уже и у отеля Казацкий. По Институтской, с Национального банка и Кабмина — били снайперы. Беркутня, чёрная масса карателей — ощетинившись щитами отступала, их прикрывали стрелки. Следом за ними шла толпа. Молодые, лет по двадцать, двадцать пять пацаны с фанерными щитами — едва не рыча, отвоёвывали у беркутни свой город, метр за метром. И — падали под пулями снайперов.