Илья Эренбург - На тонущем корабле. Статьи и фельетоны 1917 - 1919 гг.
- Название:На тонущем корабле. Статьи и фельетоны 1917 - 1919 гг.
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Петербургский Писатель
- Год:2000
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:5-88986-030-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Илья Эренбург - На тонущем корабле. Статьи и фельетоны 1917 - 1919 гг. краткое содержание
И.Эренбург
Автобиография. 1932 г.
cite
Л.Лазарев
«Знамя», № 8, 1997 г.
cite
С.Киперман
Газета «День Седьмой», Тель-Авив, 16 янв. 1998 г.
На тонущем корабле. Статьи и фельетоны 1917 - 1919 гг. - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
«С Востока свет», — это повторяли все. Прошла весна, лето. Жизнь шла своим порядком. Ежедневно «Communiqués» сообщали об атаках, контратаках. Умирали, наживались, веселились, страдали. Но все знали, кто-то новый вошел в дом и скоро-скоро все пойдет по-новому. Россия! На тебя смотрит целый мир!
Четыре месяца я провел во Франции, будто на вокзале или на пристани. Прежняя жизнь как-то сразу оборвалась. Вот, наконец-то, после девятилетнего запрета, путь в Россию открыт. Но выбраться было не столь просто. Еще отделяли меня от России море и субмарины, англичане и анкетные комиссии и бесконечная очередь — «хвост на Россию». При свете русской революции ночь Европы особенно гнела. Трудно было ждать…
И когда, наконец, июльским утром я в последний раз взглянул на сизые дома, на гарсонов, расставляющих у кафе столики, на милый сердцу Париж, — я не почувствовал расставания. Понял — я уехал прежде, давно уж…
В последний раз полисмен дружески указал путь к пристани, а какая-то дама из «Армии Спасения» на невнятном французском языке хотела указать путь к раю, в последний раз деловитый пудель попросил на «Красный Крест», потряся привязанной к спине кружкой… Англия позади… Позади и сарай, в котором мы, ожидая проверки паспортов и багажа, простояли десять часов. Мы на пароходе. Человек триста эмигрантов. Пятьсот солдат, бежавших из немецкого плена, и еще моряки-норвежцы с потопленных немцами пароходов, застрявшие в Англии.
Пароход большой, но старый военный транспорт. Не только о каютах нечего и думать, но на всем пароходе — ни одной скамьи. В трюме набились солдаты, разделись [7] * В тексте: разделились — вероятно, опечатка. ( Ред. )
, играют на гармониках. Как будто весело, — пройти нельзя, — сизый туман, голова кружится, и повсюду чьи-то ноги. На заплеванной палубе полно и трудно сесть, на «места» у стенки что-то вроде «хвоста».
Раздают спасательные пояса, но мало кто знает, как их следует надевать. Солдаты — все просто бросают. А кто-то прицепил пояс к своим ушам и поясняет, что он в полной безопасности. Все норвежцы, очевидно, больше не желая сильных ощущений, ночью группируются у шлюпок, причем все в особых, надутых воздухом, жилетах.
Два раза в день выдают кружку мутного чая и ломоть хлеба. Стоим в «хвосте», получаем, пьем, еще в «хвосте», — садимся на корточках у стенки.
Вместе с нами идет еще маленький пароход — на нем семьи эмигрантов и еще «чистая публика», т. е. частные пассажиры. Охраняют нас две контрминоноски. Они, как собаки, снуют впереди, направо, налево, разнюхивая, нет ли врага. Их озабоченный и понимающий вид передает спокойствие трусливым. Ночь, белая северная ночь. Зигзагами мы все плывем к востоку, но, Господи, до чего холодно, еще холоднее от пяти бессонных ночей. Я, шатаясь, брожу по палубе. Один норвежец авторитетно поясняет:
— Это не так страшно… Вот, если возле котлов.
А наши русские, сонные, голодные, усталые, устроили на палубе десяток митингов и неутомимо уничтожают друг друга. Какой-то интеллигент в поддевке, говорят, духобор, рассуждает:
— Вы спрашиваете, нашел ли я себе место на палубе… Мое место весь мир, Вселенная. Вот мое место…
Латыш-большевик. В засаленном котелке, с тупым озлобленным лицом:
— Их всех вешать надо, буржуев, министров-предателей. И Чернова [8] В.М.Чернов (1873–1952) — министр земледелия Временного правительства, один из основателей партии эсеров (с.-р.).
тоже. Раньше говорил «отбирай землю», а теперь за это в тюрьму…
Одно слово — и стрелять…
Дальше — солдат:
— Восемь раз распинали меня немцы, душу вывернули… А эти таруплисты (интернационалисты) говорят еще… Бить их надо, да не просто, а пакетиками…
В стороне эмигрант-поляк, католический кюре, читает молитву. Эстонец бродит в особом костюме-мешке, в котором можно пролежать сутки в воде и остаться сухим. «Магистр швейцарского университета» сильно трусит, ходит за эстонцем и просит перепродать мешок. Тот же магистр спрашивает:
— Если потопят, как надо кричать по-французски «На помощь!»? (Видно, хочет на волнах Северного моря блеснуть знанием языков.)
Как холодно. Я в полусне забираюсь в стенной шкаф, чтобы согреться, и долго там стою, дрожу…
— Берег!..
Сначала неясное очертание, будто облака, потом абрис скал. Наши сторожа, закончив работу, останавливаются у входа в бухту.
Тихие фиорды. Как хорошо бы хоть день остаться в том маленьком деревянном домике, забыть обо всем, отдохнуть…
А на палубе все еще спорят и спорят:
— Припасем веревочку…
— А мы вас из пулеметика…
В Торнио я попал одним из всей компании эмигрантов. Посадили, дали двух «сопровождающих» солдат. Ехал, будто арестант. Один из «сопровождающих» меня сразу спросил:
— Вы за кого? За Ленина или за Керенского?
Выслушав ответ, злобно посмотрел:
— Из буржуазии будете… Может, дом свой, аль завод имеете!..
По дороге финны грубили, морили голодом и всячески пытались выявить, что они соблюдают далеко не «дружественный» нейтралитет. Приходили солдаты-большевики, кричали, грозили. От них я и узнал о происходящих в Петрограде событиях.
В Белоострове какие-то реалистики с выломанными гербами в роли «контрразведчиков» допрашивали меня, к какой партии я принадлежал и к какой собираюсь принадлежать. Потом, не осмотрев бумаг, записных книжек, отобрали воротнички: «Может, в них что-нибудь написано». Чувствовалось, что это уже Россия.
Когда я приехал в Петроград, пулеметы еще стреляли. Ночь я провел будто возле Арраса [9] «Ночь я провел будто возле Арраса». — Аррас — город на северо-востоке Франции, в 1914–1915 гг. был в зоне ожесточенных боев (см. статью «На костре»).
. Бродил по улицам. Полинявшие флаги, полинявшие слова.
— Товарищ, убирайтесь!
На Выборгской стороне обругали «буржуем», на Невском — «большевиком».
В трамвае какой-то старичок сказал:
— Все от жидов, их убить надо…
Все одобрили.
Другой сказал:
— От буржуев.
Тоже одобрили. Озлоблены все друг против друга, за что и почему — кто разберет? Каждый ищет своей пользы. Неужели Россия, которая, — прежде скованная, темная, — давала миру пример любви и самопожертвования, от жажды минутного наслаждения, от партийных склок, игры честолюбий — явит всем новый, зверский лик?
Третьего дня, когда получились страшные вести с фронта, казалось мне, — теперь поймут все, опомнятся. Россия больна, Россия при смерти.
— Надоели эти мне все телеграммы, — пропищала какая-то барышня студенту.
В кафе «Ампир» музыка, смех… Пришел «сознательный» пролетарий, выкурил сигару за три рубля. Зарабатывает теперь хорошо: свобода.
Неужели любовь к нашей родине, к революции, наконец, ко всему человечеству, которому Россия несет освобождение плоти и воскресение духа, не спаяет обезумевших людей? Оценить что-либо вполне можно, лишь потеряв его. Девять лет я тосковал о России. На Западе я понял ее значение и духовную мощь. Вот уж со всех сторон льется кровь. Немцы надвигаются. Весь мир смотрит — неужели Россия была лжепророком, неужели дух примирения и любви столь же быстро вылинял нам красные флажки? А у нас, русских, еще один страшный вопрос:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: