Робин Робертсон - Со стыда провалиться [Невыдуманные писательские истории]

Отыскав наконец книжный магазин, я обнаружил, что в нем стоит тишина, будто в морге, и примерно так же, как в этом заведении, отсутствует всякая жизнь. Я предпочел объяснить это проливным дождем и явными признаками надвигающегося урагана, а вовсе не недостатком интереса к моим произведениям. Хозяйка магазина, миловидная и любезная женщина, заверила меня, что поклонники моего творчества толпами повалят в лавку, как только позволит погода.

Я убивал время — а оно тянется в Арканзасе страшно медленно, можете мне поверить, — болтая с продавцами, один из которых обмолвился, что одновременно с моим выступлением запланирован не только кулинарный конкурс, но и ежегодный футбольный матч между университетскими командами двух штатов — арканзасскими «Полосатиками» и, если не ошибаюсь, «Пронырами» из Оклахомы. Короткая прогулка по торговому центру подтвердила печальный факт: чуть ли не каждый посетитель был вооружен плошкой с соусом чили и портативным радиоприемником, настроенным на трансляцию матча. Предполагалось, что в перерыве после первого тайма репортер местной радиостанции возьмет у меня интервью, но его, очевидно, так увлекла игра, что он об этом позабыл.

Я поплелся обратно в книжную лавку и принялся терпеливо ждать, пока кто-нибудь — ну хоть один человек! — зайдет с парадного входа. В конце концов хозяйка магазинчика предложила мне воспользоваться «затишьем» и оставить автограф на одном из складных деревянных стульев, расставленных для ожидаемой толпы моих поклонников. За годы своей писательской карьеры мне доводилось расписываться на постерах, фотографиях, автомобильных наклейках и даже на груди молодой женщины, однако меня еще ни разу не просили подписать дешевую садовую мебель. Хозяйка пояснила, что в ее магазине так заведено, и в подтверждение своих слов продемонстрировала мне составленные в ряд стулья с автографами приезжавших писателей, самым знаменитым из которых оказался Джон Гришэм. Я, естественно, тут же вытащил ручку и поставил размашистую подпись.

Дождь постепенно утих, но никто так и не пришел послушать, как я читаю отрывки своих произведений. Я, соответственно, и не читал, а просто сидел сложа руки. Когда последние тягостные минуты были уже на исходе, я презентовал по одному экземпляру моего романа всем продавцам в магазине (которые в тот день гораздо охотнее поболели бы за свою футбольную команду), а также парочке родственников хозяйки (эти оказались настолько добры, что заглянули в лавку и притворились посетителями).

Бесцеремонно отправив свежеподписанный мною стул в кучу к остальным, владелица магазина сообщила, что очень расстроена «низкой явкой», и изобразила на лице полное недоумение. На дорогу она преподнесла мне горячую чашку домашнего соуса чили. С учтивостью, стоившей мне больших стараний, я отказался.

До меня дошла новость, что ты планируешь выпустить сборник рассказов, объединенных темой стыда и унижения, пережитых литераторами.

Должен сказать, я был глубоко разочарован — скорее, даже унижен тем, что ты не пригласил меня поучаствовать, особенно когда я узнал имена тех, к кому ты обратился за содействием (наверняка почти все они — твои родственники или авторы, которых ты издаешь). Как видно, кое у кого чересчур короткая память. Уверен, ты напрочь забыл, как однажды я специально попросил своего агента отнести рукопись моего романа именно тебе, хотя она собиралась отослать эту рукопись в более солидное издательство (ты тогда, кажется, был на Кейп-Коде). Ну да ладно. С тех пор ты здорово преуспел и, вероятно, уже позабыл об этом случае. Я и сам о нем не вспоминал, но, услышав про твою антологию, решил черкнуть тебе пару строк, поскольку мы давно не общались. Если не ошибаюсь, в последний раз это было, когда ты подготовил к печати «Жар-птицу» для «Пенгвин Букс», а я весьма едко отозвался о ней в «Литературном обозрении». Но ты ведь больше не обижаешься на меня из-за этого? Люди бывают так злопамятны. Лично я выбросил ту историю из головы и очень удивлен, что ты о ней все еще помнишь. Эй, встряхнись, как выразилась бы Хелен Симпсон (я надеюсь, её-mo рассказ ты включил в сборник).

Если честно, я подозреваю, что у тебя есть более свежая причина точить на меня зуб. Пару лет назад я написал разгромную рецензию на опубликованную тобой книгу — я имею в виду «Похоронное бюро» Томаса Линча. Безусловно, получать отрицательные отзывы о публикуемых в твоем издательстве книгах очень неприятно — в нашем случае можно даже сказать: унизительно! — и все же следует уважать непредвзятое мнение критика, тем более что в тот момент я не знал, что издатель — именно ты, а если бы знал, то, уж конечно, ничего такого не написал бы.

Тем не менее вернемся к твоему последнему проекту. Не глядя, могу себе представить эти скорбные повести. Дай-ка угадаю… Уилл Селф делится откровениями о том, как проводил презентацию книг вместе с Ирвином Уэлшем, и жалуется, что цепочка желающих приобрести «На игле» опоясала земной шар, а очередь за его собственными книжками растянулась всего на два квартала. Я и сам баловался наркотиками, но в отличие от некоторых не пишу об этом без конца. В сущности, с возрастом меня все сильнее раздражают писатели, с упоением описывающие себя, любимых, и свой жизненный путь.

Так что мне прекрасно известны все эти байки о горькой писательской судьбе, и, должен сказать, я терпеть не могу подобную чепуху. Нет уж, увольте. По большому счету, забыв написать мне, ты как раз таки избавил меня от участия в этой затее, да и в любом случае я сейчас слишком занят. Точно могу сказать лишь одно: если мне когда-нибудь доведется составлять антологию великих писательских триумфов, ты ни за что не войдешь в число ее авторов. Я вообще не стану просить ничьих рассказов. У этой книги будет только один автор — я.

После всего сказанного добавлю: если ты все-таки придешь к выводу, что твоему сборнику не помешает немного серьезного материала, не стесняйся обращаться непосредственно ко мне (агента у меня больше нет). Вряд ли я сумею выкроить для тебя время, но ты на всякий случай звони — вдруг окажется, что мои работы еще не ушли в печать.

P.S. Я справлюсь в два счета и не потребую платы.

Я провела отвратительный день в Уэльсе. На встрече с читателями я представляла свой роман под названием «Настежь». В ходе презентации выяснилось, что выбрать из него подходящий отрывок для чтения совершенно невозможно. Меня втиснули между Аланом Холлингхерстом и Рупертом Томсоном. Мое выступление закончилось воспоминаниями — причем довольно подробными — о том, как на отдыхе в Мадриде мой приятель страдал приступами обильных носовых кровотечений и как после той поездки меня навсегда отвернуло от острой пищи.