Илья Кормильцев - Non-fiction

НК:То есть нам еще есть куда эволюционировать?

ИК:Само собой. Если человека из неолита сейчас сюда поставить, он вряд ли решит, что мы люди, ему придется распознать, что это на нас одежда, а не шкура такая и прочее. Он решит, что попал или к демонам, или к инопланетянам, или вообще х** знает куда!

НК:Третий вариант практически очевиден.

ИК:А сейчас появляется новый этап — технологическая инволюция, человек начинает перестраивать себя. Постчеловек — это не только новый софт, но и новое железо тоже. Мы в такой же ситуации находимся, как во времена воздушных шаров. Было понятно, что это еще не тот полет, о котором мечталось, но от земли с подскоками уже отрываются. Ну, а как постчеловек будет выглядеть — а хрен его знает. Может, человек предпочтет выглядеть так же, как он был, только все заменить более прочными тканями. Популярными станут уродства, потому что будет считаться, что это свидетельство трушности. Все перестанут обращать внимание на таких баб и мужиков, а какой-нибудь перекошенный весь, кошмарик без одного уха, будет просто номер один, будут все в очередь к нему выстраиваться.

НК:Как Вы начали заниматься переводом книг? Какой из проектов был для Вас самым необычным?

ИК:Я стараюсь подбирать книги под себя, и вряд ли что-нибудь необычное возьмусь делать, то, что совсем мне никак. Я один тип книг перевожу — динамичный, экшн. Перевожу всю жизнь: сперва в школе тексты песен, потом статьи из музыкальных журналов. А в какой-то момент мне пришлось заниматься этим более интенсивно, чтобы деньги зарабатывать. Труд неблагодарный и плохо оплачиваемый — на Западе это техническая работа, подработка для университетских преподавателей. А у нас переводчик — как чувак, вернувшийся в советские времена из загранпоездки, чтобы рассказать, «как там у них». Но зато это вернуло меня в литературу после того, как с музыкой все лопнуло.

НК:Насколько Вам близки персонажи переведенных Вами книг? Американские бойцы, шотландские торчки, кровосмешение, яблочный самогон?

ИК:Близки эмоционально. Я люблю библейский стиль, готический пафос. Когда ставится вопрос, на х** ты здесь, как ты живешь, что будет, когда ты помрешь. Конечно, я никогда не был шотландским нарком, не был белым сектантом на американском Юге, так ведь Пушкин тоже никогда не был ни в Италии, ни на Балканах! Я всегда на стороне тех, кто против всех, кто в этом мире чувствует себя оскорбленным, кто восстает против мирового порядка.

НК:Почему в английском оригинале у всех героев через слово «fuck», «shit», «cunt», «mazafaka», а в русском переводе на этом же месте, как правило, «уходи, я тебя больше не люблю»?

ИК:Можно материться как профессор, а можно как гоп-стоп из Ново-е**ново — важно с этим не перебрать. В некоторых книгах нецензурная лексика звучит неуместно. Английское отношение ко всем этим four-letter words совсем другое — есть разница, если написать «положил на стол», «бросил на стол» или «е**ул об стол»? Люди, которые настаивают, чтобы вместо каждого английского «fuck» стоял русский «х**», неправы в принципе. Английское «What the fuck?» — это по уровню эмоции не «какого х**?», а «извините, но какого черта?» И расставляя везде «х**», ты рискуешь попасть. Конечно, если персонаж по социальной позиции ауткаст, тогда сплошной мат нормален. А у Ника Кейва «факи» встречаются два раза за весь роман. И если среди библейских красот написать вместо «хрен» «х**», это будет по-русски очень смешно.

НК:Откуда в литературе столько грязи, крови порнухи и патологии? Общество потребления забыло, как выглядит смерть?

ИК:Современный человек живет в нереальном объеме насилия. Деревенский чел десять лет обсуждал, как Семен Петра топором по пьяни зарубил. А сейчас в любой деревне можно видеть, как падают башни-близнецы. На нас сваливается все насилие мира. Ценность жизни возросла, тем более стало интересным все, что связано с ее потерей, потерей человеческого облика. Человечество сейчас находится в пубертате, когда интересно все, связанное с е**ей, разбитыми носами и отрыжкой. Оно вышло из младшего школьного возраста…

НК:…и вошло в возраст Баттхеда! Круто, Бивис, круто, телки любят девственников!

ИК:Еще и коллективно при этом! И пытается понять, как с этим всем жить.

НК:Аллах когда-нибудь полюбит Америку и тех, кто ей тупо подражает?

ИК:В названии этой книжки речь идет о столкновении двух фундаментализмов — исламского и американо-постхристианского, где один другого еще к тому же и выкормил. Даже обложка была знаменитая, где Буш с бородой Усамы и в тюрбане, а Бин Ладен бритый и в костюме — просто близнецы-братья, индийское кино можно снимать! Если Америка — это госаппарат и соответствующие властные структуры, то не полюбит никогда. А если под Америкой подразумевать людей-леса-поля-города, думаю, что Аллах не имеет ничего против того, чтобы любить Америку не меньше, чем все другие страны.

НК:«Наутилус Помпилиус» многие считают отцами готик-рока в России. Как Вы себя чувствуете в роли гота?

ИК:Никогда не слышал это от живого гота, правда, я их вижу в основном на улице и издалека. Но приятно. Готика — это положительная психотерапия, особенно в определенном возрасте. Вот Мэрилин Мэнсон для меня совершенно позитивный персонаж! Настоящие сатанисты собираются в ООН и носят костюмы и галстуки. А такой профилактический сатанизм заставляет понять, что миром правят силы, и тебе уже решать, на чью сторону встать.

НК:После «Нау» Вы продолжаете писать тексты для групп?

НК:Не пишу, хотя меня никто особо и не просит. Пришел я как-то диски авторские забирать, а на выдаче сидел молодой человек лет двадцати. Я начал расписываться, а он увидел и говорит: «Вы тот самый Кормильцев? А я думал, Вы уже умерли!» Видно, все думают так же. А мне нравится разная музыка, лишь бы была сделана хорошо. Я душевно отношусь к хип-хопу, хотя понимаю, что писать тексты и не читать самому нелепо. И из русской музыки, кроме хип-хопа, ничего и не слушаю.

НК:А что за хип-хоп?

ИК:«Кровосток», «Гуф». Это следующий логический этап после русского рока, просто состояться он никак не может. Нет «Машины Времени» в рэпе пока, не говоря уж об «Аквариуме».

НК:Правда ли, что Вы были родоначальником цветомузыки и дымопыханья в СССР, а также показали комсомольцам надувной член?

ИК:Надувной член был, дым был, цветомузыка была. Насколько мы были первыми, сказать не могу, информация распространялась медленно. Люди чудили кто как мог. Вот насчет надувных фигур на сцене нас, похоже, никто не обогнал. Слямзили мы эту идею из привозных фотографий. Надували член пылесосом, поскольку других компрессоров не было.