Илья Кормильцев - Non-fiction

По поводу левых убеждений. Я не считаю, что я когда-либо придерживался левых убеждений в каком-нибудь каноническом смысле. Если иметь в виду чисто политические убеждения, то менялись несколько раз за жизнь, причем довольно на противоположные векторы. Политические убеждения — это всегда не более, чем функция момента, относиться к ним надо цинично. У тебя есть некая задача, твоя задача, политические убеждения, если ты занимаешься активной социальной жизнью, они могут тебе эту задачу решить, если ты примкнешь то к той, то к другой стороне. Совершенно все равно, правые, левые, синие, меня интересует тот, кто в настоящий момент работает на мою задачу.

ОБ:А можно пример? Вот вы издали тюремные дневники Лимонова, как, на ваш взгляд, это работает на вашу задачу?

ИК:Мне очень нравится Лимонов. Мы с ним дружим, он очень хороший человек, очень интересный человек, очень замечательный человек, очень талантливый писатель. У меня нет никакого пиетета перед его политическими убеждениями, для меня совершенно неприемлем национализм ни в какой форме, потому что я не интернационалист, а антинационалист. Я считаю, что сама идея наций — это одно из мощных оружий дьявола на земле. Национализм для меня его неприемлем. Опять-таки, это его личная беда. У меня много друзей-гомосексуалистов, я гетеросексуал. Ну и что? Это их личная проблема. Это всегда брак по расчету, брак с любым автором, особенно в области нехудожественной литературы, где выражаются определенные идеи.

ОБ:То есть вы так Лимонову и говорите: твой национализм я не люблю.

ИК:Безусловно.

ОБ:А что любите?

ИК:Факел преемственности, который он несет — близкого и понятного по духу либертарианства начала века и даже века прошлого. Ту великую романтическую эстафету, которую он выхватывает, это в нем мне нравится, это его начало, я понимаю даже прекрасно, как из него рождается политическая активность. Национал-большевистскую партию как партийно-молодежный клуб по концентрации всех молодых людей талантливых, которые противостоят господствующей социальности, я ценю очень высоко. Национал-большевистскую партию как конкретную политическую практическую единицу я не оцениваю никак. Слово «партия» в данном случае не более, чем эстетический прием.

ОБ:Хорошо, личностей не существует, политические убеждения — условность. Может быть, есть то, зачем вы издаете такую политическую литературу?

ИК:Есть посыл. Я могу озвучить какие-то свои мечты и чаяния, естественно. Но я всегда озвучиваю и осознаю, что это всего лишь образ. Если этот образ подменит собой реальность, то я попаду в плен этому образу, и сразу на меня поставят какой-то ярлык — «правый», «левый». Поэтому как-то опасно озвучивать. Для этого способ хороший существует. Я считаю, что есть какая-то польза в постмодернистской иронии. Польза в том, что она дала очень хороший способ уходить от окончательного ответа. Почему нужно уходить от окончательного ответа? Не только потому, что он невозможен, он всегда будет ложным, но еще и потому, что окончательный ответ всегда берет в плен того, кто его произнес. Жизнь — это не окончательный ответ.

Беседа Вадима Штепы с главным редактором издательства «Ультра. Культура» Ильей Кормильцевым.

ВШ:Илья, Ваше имя у большинства публики продолжает ассоциироваться скорее с рок-музыкой, чем с литературными переводами и книгоизданием. Что же все-таки сподвигло Вас так круто изменить сферу приложения Ваших творческих сил? Литература Вам кажется актуальнее музыки?

ИК:Публика — это скопище идиотов, которой важнее всего чего-нибудь с чем-нибудь ассоциировать, чтобы не думать мозгами, которых, впрочем, в большинстве случаев просто не имеется. Если я завтра захочу танцевать, то буду танцевать. Другой вопрос — плохо или хорошо. Занимаюсь я всегда одним и тем же отрицанием реальности. Да, в последнее время музыка — плохой инструмент отрицания реальности. Впрочем, она выполняла эту функцию слишком долго и слишком плохо, на не вполне заслуженных основаниях. В последнее время я склоняюсь к мысли, что все это (с музыкой) было подстроено специально.

ВШ:То есть музыка просто на новом витке привела в ту же реальность, от которой раньше пыталась людей освободить? Здесь проблема в том, что шоу-бизнес с потрохами съел музыку, или у самих «рок-революционеров» не хватило драйва тотально изменить эту реальность?

ИК:Да нет, музыка вообще не в состоянии изменить реальность (кроме того, по большому счету, для философской точности скажем, речь идет не столько об изменении, сколько об отмене реальности). На нее перенесли акцент, чтобы использовать ее как клапан — через рок-культуру было сдуто очень много метафизического напора 1960-х. Я думаю, что с определенной стороны пар направлялся в этот клапан вполне сознательно. Музыка стала символом революции, пожравшим революцию, но вера в этот символ была столь сильна, что по инерции продолжалась еще три десятилетия, пока с музыкой происходили те же изменения, что и с Элвисом в свое время — росло брюхо, тупел и мутнел взгляд и т. п.

ВШ:«Ультра. Культура» выпускает самые разнообразные книги — от художественной литературы до философских трактатов и радикальной публицистики. Как бы Вы все же сформулировали основное творческое кредо, если угодно, миссию издательства?

ИК:Радикальное просвещение. Воспитание людей, способных ставить реальность под сомнение.

ВШ:Вы, как все настоящие нонконформисты, отрицаете реальность, но какую предлагаете позитивную альтернативу?

ИК:Преодоление реальности и есть позитивная альтернатива. Это кризис, а не стазис, процесс, а не результат, становление, а не ставшее. Поскольку реальное независимо от своего содержания обладает свойствами абсолюта. Ну, если хотите парадоксов, так вот: позитивная альтернатива — это установление безальтернативного абсолюта.

ВШ:Судя по запрету некоторых ваших книг и проблемам с офисом, вы явно впали в немилость у московских властей. Лужков сейчас, как известно, пытается прихлопнуть кепкой и интернет. Это, по-Вашему, глупость именно нынешней власти или продолжается историческая традиция московского самодержавия?

ИК:Конечно, историческая традиция!

ВШ:В одном из Ваших интервью в интернете Вы говорили об «ордынско-византийской архаичности» нынешней России. Какие пути освобождения от нее Вы видите?

ИК:Увы, крайне радикальные. В духе пресловутого плана Бжезинского. Великороссы за свои мерзости заслуживают гораздо большей оккупации и перевоспитания, чем несчастные немцы.