Илья Кормильцев - Non-fiction

Корр:Возможно, такая ситуация позволяет обществу сформировать собственные центры этических и эстетических запросов? Успех Вашего проекта, как представляется, связан именно с тем, что его удалось превратить в такой центр.

ИК:Правильно. Общественный энтузиазм разнонаправлен. Если энтузиазм «братьев-акробатов» был направлен на организацию «Идущих вместе», то наш энтузиазм способствовал возникновению иной структуры. Пока власть жестко не скажет, что мы плохие, а они хорошие, со всеми вытекающими отсюда юридическими и силовыми выводами, пока сохраняется возможность игры на более или менее открытом поле, остается неизвестно, кто, в конечном итоге, выиграет. Я не верю в возможность эффективной чисто символической манипуляции в современном обществе при современном уровне развития технологий, не дополненной воздействием физического твердого кулака. Возможно, вся постмодернистская шатия-братия, пойдя к власти в учителя, сослужила хорошую службу, внедрив в голову власти преувеличенное доверие к рекламе и символическим манипуляциям. Власть по своей природе, даже после того разрыхления, которому она подверглась в первой половине 1990-х годов, имела внутреннюю интенцию действовать попроще: хватать, давить, откручивать головы. И то, что власть слегка развернули в сторону медийных игрищ, позволит людям, сейчас ее обслуживающим, изображать из себя впоследствии «пятую колонну», которая только и делала, что тайно власти вредила.

Корр:Получается, что очень многое сейчас зависит от наличия независимых каналов коммуникаций. Вы рассказали, как удалось создать канал распространения готовой продукции. А какими каналами Вы пользовались для того, чтобы сформировать на нее спрос?

ИК:Спрос не столько создают (подобное утверждение и есть та самая технологическая ересь), сколько пробуждают. Всегда существуют люди, которые по тем или иным причинам недовольны той реальностью, — общественной, политической, социальной, экономической, эстетической, — которая им предъявлена. Но пока у них нет инструмента высказывания, они не могут адекватно выразить собственные потребности. Когда мы начинали «Ультра. Культуру», наша основная идея была не в том, чтобы создать людей с соответствующими запросами. Мы предполагали, что они, как данность есть. А в том, чтобы дать им средство и аппарат для выражения собственных мыслей через публикацию книг, которые можно обсуждать, которые дают понятийные категории и информацию для развития уже существующих взглядов. Это гораздо более важно, чем создавать то, что ты все равно создать не сможешь. Потому что течения, пристрастия, субкультуры возникают в обществе стихийно. Разрыхление общества, которое шло с середины 1980-х по середину 1990-х, породило множество конкурирующих дискурсов, множество субстратов в том, что ранее было единым монолитом советского народа. За это время народилось все, что хочешь, «всякой твари по паре», правда в незначительных количествах. Главная заслуга этого периода заключалась в создании диверсифицированной социальной структуры. Эта диверсификация просто не была закреплена традиционными историческими и юридическими контекстами, как скажем, в западноевропейском обществе. В 1970 году нельзя даже было представить себе существование готов или сатанистов. Теперь можно найти все, что угодно. Пусть это маргинально с точки зрения численности и наличия средств распространения соответствующих взглядов и позиций, но явно присутствует в обществе, и эти позиции можно наполнить жизнью. Когда ты начинаешь их питать, связанный с ними дискурс начинает кристаллизоваться, их понятийный аппарат начинает конкретизироваться. Численность их носителей в ряде случаев начинает возрастать, потому что индивиды, не вовлеченные ранее в политический, культурный или иной символический процесс, активизируются. Издательство, таким образом, оказывается не «только коллективным пропагандистом и агитатором, но и коллективным организатором».

Корр:Эта фраза предполагает наличие проектов, выходящих за рамки собственно издательской деятельности.

ИК:Безусловно. Но в новых реалиях, в новой ситуации издательство не обязательно должно быть хозяином этих проектов. Для нас идея, к которой мы стремимся, и от реализации которой мы еще очень далеки (мы только начинаем разворачиваться в этом направлении), состоит в формировании целой сети проектов, связанных друг с другом только на уровне пересечения участников. Собственно говоря, наше участие в «России-2» является проявлением той же тенденции. Для присоединения к этому проекту нам было совершенно необязательно сливаться в административном или экономическом смысле с галереей Гельмана. Для участия в разного рода проектах нам важно наличие общего понимания с их другими субъектами. В результате происходит не просто объединение, но и взаимная подпитка проектов на организационном и символическом уровне. Мы начали проводить поэтические чтения, возить наших поэтов. Это может служить примером такого обогащения проекта. Всем понятно, что речь в данном случае не идет просто о чтении стихов как таковых, хотя стихи сами по себе хорошие. Когда в одном месте якобы с целью чтения стихов собираются Гейдар Джемаль и Эдуард Лимонов, это вводит контекст идейного пересечения. В результате получается нечто иное, чем просто поэтический вечер, даже если никаких речей политического содержания не звучит и не произносится. Такие проекты и позволяют нам выйти за пределы производственной сферы. Кроме того, мы уже давно проектируем и хотим, наконец, перейти к изданию альманаха. Все наши авторы, все люди, которые с нами сотрудничают, все наши производители идей располагают материалом, который не выражается непосредственно в их монографиях или художественных произведениях, — статьями, какими-то работами, более актуально реагирующими на нынешнюю ситуацию. И в эту сторону мы хотим развиваться. Правда, это вещь затратная.

Корр:Как же Вам удается находить средства для реализации проектов, требующих предварительных финансовых вложений?

ИК:С самого начала мы поняли, что в атмосфере подавленности и паники, царившей в 2001–2002 годов, когда создавалось наше издательство, бессмысленно просить деньги в Москве. Чем ближе к центру, тем сильнее чувствуется воздействие господствующего дискурса. Это напоминает землетрясение. Независимо от собственных человеческих качеств люди, находящиеся ближе к его эпицентру, получают от каждого сейсмического толчка больший шок, чем те, кто от него вдали (эти могут вообще никаких толчков не чувствовать). Достаточно отойти в сторону, чтобы убедиться, что землетрясение, кажущееся катастрофой находящимся в эпицентре, носит локальный характер, уже на расстоянии ста километров ни одна черепица с крыши не упала. Поэтому мы сразу стали искать средства на нашу деятельность в регионах. Там меньше не страх, а потребность следовать консенсусу. Потому что люди в регионах, располагающие средствами, которые они могут инвестировать, не настолько сильно включены в существующую систему игры. В регионах происходит все значительно медленнее, осуществляется более традиционными способами. Желание сделать ставку на то, что может их вывести из замкнутости локальных процессов, оказывается сильнее опасений сделать что-то рискованное. «Вас будут знать в Москве» оказывается более сильной приманкой, чем страх перед возможными издержками, связанными с окриками, наездами и всем прочим.