Литературная Газета - Литературная Газета, 6615 (№ 39/2017)

Чуть теплится таинственно дорога?..

И всё хлопочет мать у очага:

«Ах, детки, жив отец и, слава Богу,

Дом сиротой не будет никогда!»...

И мы с отцом – все пятеро – душистый

Таскаем воз в сарай на сеновал.

А с неба льётся тихий свет пречистый,

И прошлый день пока не миновал.

* * *

Возвращаются птицы бездомные

В мирный край, на гнездовья свои...

И всё мечутся в горе бездонном –

Перелётные письма войны.

Адресатов – невзгоды повыбили,

Не вернуть никого, не сберечь...

Может, заговор знает от гибели

Конь-легенда по званию «Керчь»*?..

Птицы мёртвыми гроздьями вызрели,

Будто камни, изрыли большак...

Ни мольба и ни лихо не вывезли

Там, где кони сбивались на шаг...

...А у яблони ветки цветущие –

Белой оторопью пред бедой...

Не крылатые, не поющие...

Как разлука –

Моя с тобой.

Ни привета уже, ни молчания,

Остывает ушедшего след...

Тише сердце!..

Не страшно прощание,

За которым – прощения свет.

------------------------

*«Керчь» – имя единственного коня из многих тысяч

в составе 112-й гвардейской Башкирской кавалерийской дивизии,

возвращённого живым на родину.

Альбом-солдат

Держу в руках я, как святыню,

Альбом отцовский фронтовой.

Пропах он гарью и полынью

Пороховой – большой войной.

Он отступал пред силой дерзкой

И гнал врага по всей земле –

Румынской, польской и венгерской... –

На крыльях, пеший и в седле.

Не заплутал среди воронок

И брод в огне сумел найти,

Чтоб слёзы вдовьи похоронок

В победный праздник воплотить.

Навечно молодость в альбоме –

Он власти времени сильней...

Отец, тепло твоей ладони

Ты передал руке моей...

Но сердцу больно. Сердце стынет,

Как от вины в разгар весны...

Прицельной пулей бьёт навылет

Дыханье близкое войны.

Сегодня

День – та же крепость, и страже

Некогда врат отворить.

Негде, скиталице, даже

Мне головы преклонить.

День – та же форточки прорезь

В низком и тесном окне.

Гляну наружу, и горесть

Сдавит дыхание мне.

День – то же неба раздолье,

Где облаков бахромой

Связано, будто в глаголе,

Всё, что случится со мной.

Фламенко

(вольный перевод)

Ветерок-босяк костёр разводит –

На песке под звёздами у моря...

Вьётся пламя юбкою цыганской

Пред разбитой лодкою-калекой...

Рок – фламенко!

Не соврёт испанская гитара,

Лишь бы звон струны не оборвался.

Хриплый выкрик зычный: «Анда! Анда!» –

Словно вызов силе непреклонной.

Каблуками искры высекая,

Исступлённой музыке подвластна,

Женщина судьбу-дуэнью* дразнит

Под оборкой дерзкою коленкой...

Страсть – фламенко!

Лучше быть душою – беспризорной,

Бросить под ноги стыда оковы,

Высекая каблуками искры,

Обжигая сердце байладора,**

Чувственными жестами колдуя,

Станом, будто роскошью, играя,

Искры каблуками высекая,

Песней, вырвавшейся из застенка...

Жизнь – фламенко!

В том же ритме кастаньет Вселенной,

Как танцовщицы, миры кружатся,

Каблуками искры высекая...

И в курае есть такая сила,

В наших танцах – та же упоенность!

Эй, Испания! Андалусия!

Ваш черёд, севильские цыгане, –

Высекайте каблуками искры,

Дорожите щедростью момента...

Миг – фламенко!

----------------------

*Дуэнья – пожилая дама, госпожа, надзирающая в доме за молодыми девушками.

**Байладор – танцовщик фламенко.

Кувшин

1. Минорное:

Я по воле гончарной Всевышней

Круг, как жёрнов, вращаю рукой.

И леплю под небесною крышей

Свой кувшин для воды ключевой...

Я над глиняной властна судьбой!

Круговые на стенках узоры.

Родников увлажнённые взоры.

Скрип колёсный...– кружится планета,

Как мой камень на той же оси,

И двойною любовью согретый,

Будет славен мой труд и красив.

За него хоть полцарства проси!

Он, как стан юный мой, безупречен.

И как взгляд твой влюблённый, не вечен.

2. Мажорное:

И когда я кувшин свой лепила

Непослушною – в глине – рукой,

Всеблагая творящая сила

Хаос мой превращала в покой...

Я смирялась, как конь под уздой.

«Ты Гончарница! – высился голос, –

Твой во власти Моей каждый волос!

Дал глаза Я тебе для прозренья.

Сердцу дал Я избыток тепла.

Слух открыл херувимскому пенью,

Чтоб надежду душа обрела.

Дал огня, чтоб рассеялась мгла.

Чтоб с гончарною вечностью слиться.

Птицей Феникс – в огне возродиться»...

История

О век мой!

Тянешь вправо, тянешь влево.

То чёрной пылью занесён, то белой.

С пилой двуручной ладишь без запинки,

Чтоб прорве судеб рухнуть, как опилки.

Под ноги сыплются, с землёй мешаясь...

Над кроной дуба мёртвой потешаясь,

Ты ей речёшь, как страшная река:

«Как ты была вчера лишь высока!»

С ухмылкой хищною пила резвится.

Эпохи сгинут, канут в вечность лица –

Тот – дуб ронял, тот – дома не поднял...

Пила Истории, опомнись... Чур меня!

Хадж к цветку

Лети, лети к цветку в объятья,

Воспой, о сердце, миг любви!

Ты лепесток последний счастья

Растерянный, ладонь, лови.

Нелёгкий путь – цветку навстречу –

Киблой поверенный, продлись!

На зов молитвенных наречий

Лети, душа, не обманись.

Медовым запахом пьянящим,

Цветеньем – радуги светлей –

Пчелу влечёт, но только слаще

Призыв и свет мечты моей.

И я – в труде мудра, упорна –

Мгновенье каждое ценю...

Как тот цветок и так же скоро

День увядает на корню.

Корона сыплется соцветий...

Чему случиться на веку?..

Летит пчела. Спешу успеть с ней

Смиренный хадж свершить к цветку!

Перевод Сергея Янаки

Узоры Бытия в Слове

Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Проза Башкирии

Теги:Александр Шуралёв , проза

Александр Шуралёв

Родился в 1958 году в селе Кушнаренково. Доктор педагогических наук, профессор кафедры русской литературы БГПУ им. М. Акмуллы, член Союза писателей РФ и РБ. Автор книг и многочисленных статей по литературоведению, поэтических сборников. Публиковался во многих российских литературно-художественных изданиях. Лауреат ряда международных литературных конкурсов. В 2017 году рассказ «Зарубка» удостоен первой премии международного творческого конкурса «Моя родословная» в Самаре.

Зарубка

Мысли об истоке жизни сквозь дымку лет привели к ветхой баньке. На бревне – зарубка. Всматриваюсь в неё, и мне открывается прошлое… Лихолетье «двадцатых». Поволжье. Ни крошки хлеба. Во вдовьей лачуге – мать и дочь. Влетела птичкой-невеличкой весть: где-то в Башкирии уродилось много спасительной травы лебеды. Бедная женщина, лишь бы в свою кровинку вдохнуть жизнь, тихо помолившись, собрала дочурку в неблизкий путь. Когда пароход доплыл по Волге и Каме до Белой, Вера сошла наугад на пристани села Топорнино, устроилась санитаркой в больницу и… стала полной сиротой: умерла в Сормово мать. Испокон привыкли на Руси беду одолевать работой. Перемешались слёзы с трудовым потом… Насквозь прожёг рдяночку глазами местный рубаха-парень. Костром занялось девичье сердечко. Но родители Миши воспротивились женитьбе сына на (по их мнению) «городской неумехе». Уехал он в дальний извоз, а подруги затуманили-уломали Веру и навязали ей другого женишка. Вернулся Миша, узнал на родной улице от дружков, что Вера просватана, развернул коня и во весь опор – на другой конец села, где уже готовилась свадьба, да не его. Ворвался, шубу – с плеч, закутал зазнобу, в охапку – в сани и… пришлось обживать молодожёнам списанную на слом баньку: свёкор остался непреклонен. По ниточке сложилась утварь неказистого жилья (подсобили сердобольные соседи). И свёкор принёс на новоселье «подарок»: на глазах у изумлённых Веры и Михаила над дверью сделал топором зарубку. Да плеснул кипящей спесью: «Пока не зарастёт зарубка, моя нога к вам не ступит». А вскоре привезли его, тяжело заболевшего, в больницу. Не сломленная тем «подарком», забыв обиды, пришла в палату с живительным отваром трав санитарка Вера. Когда, вернувшись с недужного пути, он открыл глаза и увидел свою спасительницу, вытекло слезой: «Прости, дочка…»