Александр Тарасов - Творчество и революция – строго по Камю. Постсоветская левая молодёжь в поисках новой культуры и новой идеологии

Соответственно, ушел и концептуальный рок. Ушло понимание музыкального альбома как концепции мироустройства, как консервы, в которую заключена эмоция исполнителя. Она выстроена, все вплоть до пауз там выверено <���…> Такой подход к альбому – сегодня у единиц.

Сейчас ты слушаешь музыку в автомобиле, в кафе, дома, как фон… Ушли те времена, когда длинноволосые люди собирались у кого-нибудь на квартире <���…> кто-нибудь приносил дрожащими руками пластинку, и все сидели и впитывали каждый нюанс… <���…> Нет такого. <���…> И радио говорит: «Ребята, мы поможем во всем этом разобраться! Вам нравится это? Отлично! Включайте 103,1! Вам нравится это – 102,6! Включайте!» Ты включаешь и под это моешь посуду» («Арт-город», № 19, стр. 15).

А Михаил Борзыкин добавляет: «Все это идет от мегакорпораций, от планов по выращиванию из мира покорной зоны потребления: «Мы скажем, и они будут жрать». Эта мысль нуждается в культурных лохотронах всевозможного вида. У многих фантастов упоминалась так называемая таблетка счастья. В данном случае в роли таблетки счастья выступают многие наши, с позволения сказать, деятели культуры. <���…> существует реальная опасность быть мягко подмятым под себя с помощью средств массовой информации. Причем опасность на уровне всего человечества» («Арт-город», № 22, стр. 16).

Особенно бесит ребят из «Арт-города» кампания властей по уничтожению клубов и концертных залов, в которых играется серьезная, интеллектуальная, некоммерческая музыка: «Мы наблюдаем кардинальное изменение ситуации в музыкальной жизни города по сравнению с серединой 90-х годов. Перестали существовать многие клубы: «Гора», «Десятка», «Перевал», «Wild side», «Сатурн-шоу». Последними пали «Африка» и «Спартак» <���…> Концертный зал Зоопарка под дамокловым мечом» («Арт-город», № 18, стр. 13). А когда концертный зал в Зоопарке – единственный такой в России – закрыли (несмотря на все отчаянные протесты молодежи, музыкантов, интеллигенции, самих работников Зоопарка), журнал отдал разворот под выступления на пресс-конференции, проведенной по этому поводу: «Решение о закрытии Концертного зала коллектив Зоопарка воспринимает как одно из решений, направленных на разрушение Зоопарка. <���…> Но это только одно из <���…> распоряжений. Следующий приказ касался приостановления реконструкции птичьих вольеров. У нас строятся птичьи вольеры, по поводу которых нам пришлось много шуметь. Если говорить о концертах, то, честно говоря, все просто возмущены тем, что сломана и прекращена работа, которая велась в течение семи лет. <���…> это преступление. <���…> Это чисто политическое решение. Настолько наглое, что даже ничуть не обдуманное. <���…> для тех людей, которые сейчас усиленно рвутся в Зоопарк, это не деньги. Интересы культуры – это не их интересы. Наверное, они живут в каком-то другом мире, который не подразумевает наличия такого зала, тихих встреч, интеллигентных разговоров. У них совершенно другая жизнь, в которую этот зал не вписывается. Зал – это первое. В понедельник состоится объявление о том, что Зоопарк перестает быть государственным учреждением» («Арт-город», № 19, стр. 16–17).

А затем журнал продолжил тему, расставив точки над «i» в интервью с председателем Постоянной комиссии по образованию, культуре и науке Законодательного собрания Санкт-Петербурга Леонидом Романковым: «Разделяете ли Вы мнение о том, что закрытие Концертного зала Зоопарка и подобных ему очагов молодежной неформальной культуры в перспективе способно негативно сказаться на культурном уровне молодежи, на качестве ее досуга и, более того, если попробовать обобщить, на ее физическом и психоэмоциальном здоровье? То есть не уйдет ли теперь молодежь в подвалы?

– Я очень негативно отношусь к такого рода закрытиям. Я бывал там довольно часто и видел интересное, гуманное, большое искусство, которое никак нельзя сравнить с дискотекой, с компьютерными клубами, где иногда играют на деньги… В Концертный зал Зоопарка приходили интеллектуальные, думающие, может быть, немного сентиментальные люди, любящие слово, любящие музыку…Музыку более сложную, чем эстрадные шлягеры. Теперь они будут вытесняться либо на дискотеки, либо в попсу, которая оглупляет. И мне крайне жалко Концертный зал! Закрытия таких мест ведут к духовному обнищанию.

Понимаете, там ведь достигался так называемый «соборный эффект»: можно слушать у себя дома компакт-диск или аудиокассету, но это совершенно не то! Когда ты идешь на концерт, ты участвуешь в общении с залом, друг с другом… На последнем концерте, 31 марта (2002 года. – А.Т .), сидела в зале чудная девочка, такая «бабушкина внучка»: с косичками, в очечках… Вид нормального домашнего ребенка. Она с таким наслаждением слушала умные песни!

В Концертном зале Зоопарка я наблюдал <���…> детей, которые не наркотиками колются и нюхают клей в подвале, а приобщаются к творчеству – к настоящему творчеству. <���…> Еще раз повторю, что с горечью и недоумением я чувствую наступление на островки независимости и молодежной культуры» («Арт–город», № 20, стр. 8–9).

И авторы, и читатели «Арт-города» достаточно хорошо понимают, почему все это делается: потому что Питер до сих пор все еще слишком культурный , с точки зрения власти бюрократ-буржуазии, город, в котором носителей подлинной культуры все еще «слишком много» – так много, что они способны стихийно организовывать сопротивление и бойкотировать официальную политику дебилизации: «В апреле 2002 года Питер был заклеен афишами, кажется, даже ночующего в телевизоре симпатяги Дмитрия Диброва, однако его концерт был отменен из-за неявки публики. Однако в тот же день, практически без рекламы, тысячу человек собрал приехавший в Питер из Нью-Йорка блестящий блюзовый гитарист Юрий Наумов… Покупатели в музыкальных магазинах спрашивают этническую музыку и эйсид-джаз, блюз и диксиленд, ТОРБУ-НА-КРУЧЕ и Погудина, классику и авангард, а в отделе уценёнки сиротливо пылятся стопудовые хиты, предложения двигать попой и полное собрание сочинений какого-то бессмысленного Укупника» («Арт-город», № 22, стр. 17).

То, что не принадлежащим к семьям политической и бизнес-«элиты» молодым интеллектуалам просто нет места в сегодняшнем постоянно примитивизирующемся культурном пространстве России – и, следовательно, нет другого пути, кроме как в революцию, хорошо понимают и некоторые люди с «другой стороны баррикады». Скажем, ответственный секретарь «Книжного обозрения» Александр Ройфе, обеспокоившись возникновением «новых левых молодых интеллектуалов», написал специальную статью «Мода на бунт», где честно и прямо сказал: «Очень важно понимать, что реально противостоит «левому натиску» и что сможет противостоять в будущем. Речь о конкуренции за «ментальное пространство» – этот lebensraum литературы. Ведь леваки зашевелились не случайно: те, кто стоял у кормила литературной власти все постсоветские годы, так и не смогли предложить российском читателю ничего жизнеспособного. Отсюда унылые дискуссии в газетах о «сумерках литературы», отсюда премиальный бартер («ты награждаешь меня сегодня, я тебя – завтра»), отсюда фатальное падение тиражей «толстых» журналов, которым уже не подняться. А все потому, что бывшие инженеры человеческих душ никак не возьмут в толк: учительство кончилось, начался балаган. Литература стала шоу-бизнесом, и задача у нее одна – развлекать. Были, были хорошие романы за минувшее десятилетие – «Генерал и его армия», «Венок на могилу ветра», «Ложится мгла на старые ступени»… Получали «престижные» премии, имели хорошую прессу, издавались отдельными книгами. Но выйди сейчас на улицу, спроси прохожего о любом из этих романов – вразумительного ответа не получишь. А Маринину – знают! И Акунина – знают!