Александр Тарасов - Творчество и революция – строго по Камю. Постсоветская левая молодёжь в поисках новой культуры и новой идеологии

Вероника П., учащаяся ПТУ; Венера М., временно не работающая» (там же, стр. 85).

Независимо от «Скепсиса» и без всякой связи с ним группа «Навь» точно так же описала тот же причудливый сплав моральной деградации и «духовного возрождения» в современной России – как соединение физической ( химической ) зависимости с духовной ( религиозной ) зависимостью:

Если вы думаете, что автор этого талантливо стилизованного под речь наркомана текста не стремился к тому, чтобы у вас при прослушивании (чтении) возникло воспоминание о знаменитом Марксовом определении религии, вы ошибаетесь.

И пока школы насыщаются чудовищными по качеству учебниками, безграмотными и некомпетентными, но зато «идейно правильными» (читай: соединяющими идеи неолиберализма с идеями мистицизма и национализма), а литература и искусство все увереннее превращаются в заповедник посредственностей, витающих в мире собственных грез, читатели Цветкова и слушатели «Зимовья зверей» настойчиво занимаются самообразованием . Если как следует изучить их издания, легко составляется представление, кого именно они читают особенно внимательно . Отнюдь не модного анархистского теоретика Хаким-Бея. И даже не упоминавшегося Цветкова (Цветков ведь не оригинальный теоретик – и он на это и не претендует, он сам прекрасно понимает, что он занимается – последовательно – поиском, сепарацией, смешиванием, трансляцией и популяризацией чужих идей). За легко воспринимаемыми Цветковым и Хаким-Беем обнаруживаем куда более сложных, но тщательно изучаемых Эриха Фромма, Герберта Маркузе, Ральфа Дарендорфа, Вальтера Беньямина, Жана-Поля Сартра, Симону де Бовуар, Теодора Адорно, Эрнста Блоха, Никколо Аббаньяно, Гальвано делла Вольпе, Помпейо Маркеса, Иштвана Месароша, Пьера Бурдье, Бертеля Оллмана, Иммануила Валлерстайна, Тони Негри и, конечно же, Эрнесто Че Гевару. А из отечественных мыслителей – Михаила Лифшица, Эвальда Ильенкова, Юрия Семенова.

Современной отечественной художественной литературе эти ребята откровенно предпочитают Роберта Музиля, Гюнтера Грасса, Жозе Сарамаго, Габриэля Гарсиа Маркеса, Нормана Мейлера, Алена Роб-Грийе, Хорхе Семпруна, Лючию д’Эрамо, Лоренса Даррела. Не то чтобы они совсем не читают современных российских писателей. Читают, но – с усмешкой и откровенным пренебрежением.

Это хорошо видно из теоретической работы «Методы радикального реализма» Дмитрия Черного – единственного, кроме Цветкова, кто сподобился на развернутое теоретизирование: «Авангард остался в прошлом, а неоавангард и постмодернизм, по сути занимающиеся примирением авангарда с классикой – сглаживанием его углов путем абсурдизации и высмеивания приема как такового, – являются симптомами не прогресса и развития, а регресса и стагнации. <���…> Постмодернизм оказался живуч и покладист: вслед за юродивым затворником Приговым, эпатажно профанирующим преимущественно понятия автора и стиля, появился деловитый попсовик Пелевин, коммерчески успешно занимающийся профанацией литературно-исторических образов и целых мировоззренческих концепций – он использует при этом вполне традиционный суховатый язык русского романа конца XX века. Чем не союз регрессосообразных целей с новейшими технологиями – земного притяжения классики и компьютерной шизофрении постмодернизма? <���…> Авторы-современники, считающие, что они не относятся к постмодернизму, а находятся вне его, наивно ошибаются: они лишь реализуют часть постмодернистского сценария, обнаруживая себя агентами давно почивших стилей – классики, символизма, акмеизма. Повторяю: приготовить любой гоголь-моголь из упомянутой мертвечины – не есть способ нарушить течение. Сегодняшний классицизм-пушкинизм, развращенный постмодернизмом – и есть мейнстрим: полуматерные ямбы, застёбанные и приблатненные высокие штили (вроде Веры Павловой)…

Отчаянным букетом архаических стилей развернулось современное искусство перед своим восприимником. Остановка исторического времени повлекла за собой остановку развития искусства. <���…> торможение эволюции искусства (как диссидентского, так и официального) произошло задолго до контрреволюции ‘91–93: то, что сегодня читатель получает как «запрещенное», давно уже утратило свой пафос, оскучилось. Пелевин – это злободневная фантастика, которая, выполнив политический заказ, не сможет конкурировать даже с самыми скромными образцами «официальной» советской литературы (язык и способ устройства не нов, эстетика – газетна). То, что ныне представляется новизной в искусстве, есть всего лишь выбор , знакомство с незнакомым. Литературные направления напоминают сегодня контрреволюционные банды, состоящие из разновременного архаического сброда. Но есть нечто общее у этой банды – все участники современного литературного процесса, особенно те, кто не прочь рефлекснуть о своем стиле, одинаково ненавидят реализм. Политические творцы мифов, «демифологизаторы» тоже боятся реализма как огня. «Борьба с реальностью» – так назвала типичная современная литераторша Витухновская свое творчество. Новое поколение политиков зачитывается Пелевиным – это симптоматично и на руку революции. Естественно, что регрессирующее общество не заинтересовано видеть во всех реалистических подробностях процесс своего падения в прошлое – оно склонно фантазировать и смаковать деликатесы из прошлого, скрещивая суровые образы настоящего с переосмысленными эпизодами истории, и именно так видоизмененно видеть себя со стороны. Пытаясь доказать, что реализм утратил актуальность в новом обществе, политические и искусственные верхи диагностируют свою собственную мифичность. Но: эстетика, способная не на (подобную контрреволюционной) замену мифа мифом, а на отмену мифа как такового – есть эстетика реализма, причем реализма радикального. <���…>

Постмодерн – это стиль устройства сегодняшней действительности и суть современного мировидения: формирования потребностей, спроса, мечты… Пусть цветут все цветы, пусть одно загнивает от другого» (Д. Чёрный. Поэма-инструкция бойцам революции, сти и другие поэмины + Манифет и Методы радикального реализма. М., 2001, стр. 126, 128–129, 131).