Н. Чернышевский - Полное собрание сочинений в 15 томах. Том 2. Статьи и рецензии 1853-1855 - 1949

часть. Интересные путевые встречи, картины природы, изображенной с поэтическим одушевлением, личное знакомство с замечательнейшими людьми нового Египта, беседы с Мехмедом-Али и Ибрагимом, частые разговоры с Клот-беем, Солиманом-пашою и многими другими придают живую занимательность рассказу. Выпишем зіесь по нескольку строк из двух сцен, изображающих пер. вые свидания путешественника с знаменитым вице-королем Египта и его храбрым сыном.

«По обширному крыльцу, слабо освещенному, мы вступили в аванзал и уже оттуда прямо вошли в диванную верховного паши. Посреди обнаженной комнаты стоял на полу огромный подсвечник, подобный нашим церковным паникадилам; в нем горели такие же огромные свечи, как наши местные, а в глубине комнаты довольно высокий диван занимал всю стену; никаких других мебелей тут не было. Завидя нас в дверях, Мепмет-Али, сидевший поджав ноги в углу дивана, имея перед собою своего драгомана, тотчас встал, подошел к нам, приветствовал дружелюбно по обычаю восточному и пригласил нас сесть возле него, между тем как его первый министр Богос Бей и драгоман почтительно стояли против него.

Все мое внимание устремилось на маститую голову этого знаменитого человека, и я старался прочесть в чертах его лица бурную историю его жизни. Чело его, осененное белою обширною чалмою, и весь низ лица, покрытый широкою седою бородою, при малой движимости физиогномии

и телодвижений показывают сначала тихого и скромного старца; но быстрота серых его глаз, блистающих из-под насупленных седых бровей, и принужденная, хотя и тихая улыбка обнаруживают, после пристального рассмотрения, глубокую скрытность, стойкость, гениальный ум и наконец — истребителя Мамелюков. Я вглядывался в его физиогномию в продолжение церемонного процесса, когда подносили ему и нам шербет и трубки, которые мы приняли с обычными на Востоке приветствиями, обращенными к нему, при-ложа руку ко лбу и сердцу: он нам отвечал таким же образом. Пер

вый вопрос его, мне сделанный, был о цели моего путешествия. Я отвечал ему, что я хаджи, едущий в Иерусалим. Мне показалось, что это его удивило, ибо он ожидал, что я ему скажу, что я приехал видеть возрождающийся под его рукою Египет. Но он продолжал речь в моем смысле…

Вскоре более привлекательный для него разговор занял нас: я изъявил ему

желание видеть во всех подробностях Египет, а он предлагал мне все нужные пособия… Мы провели более часа в любопытной беседе о его нововведениях, и я остался вполне довольным его необыкновенно ласковым приемом»

(I, 105–108).

«Ибрагим-паша отправлялся в Сирию, по причине вновь возникших беспокойств; он не замедлил прибыть (в Дамьят). На другой же день поутру, узнав, что я желаю его видеть, он пригласил меня и принял запросто, в присутствии только одного драгомана. Ибрагим показался мне человеком лет за сорок пять; роста среднего; борода его очень мелкая; глаза серые и довольно быстрые, но без гениальности. Первое слово его было, что он меня, как человека военного, принимает по-походному; он спросил меня, где я был ранен, сказал мне, что читал подробное описание знаменитой кампании 1812 года; я, с своей стороны, начал ему говорить про его последнюю кампанию против турок, о сражении под Кюниею, и сказал ему, что я везу с собою план его кампании, данный мне Солиманом-пашею. Наконец он мне объявил, что надеется встретить меня в Сеи-Жан-д’Акре или в других местах Сирии; я сам коснулся имени этой крепости, взятие которой составляет один из лучших венков его; вспомнили Наполеона, и тут глаза его заблистали. «Да, воскликнул он, Наполеон не мог ее взять». Я ие счел нужным говорить ему, что это сравнение не совсем правильно, к тому же нам поднесли шербет и трубки…» (II, 412–413).

Кроме всех исчисленных нами достоинств, «Путешествие по Египту и Нубии» замечательно статистическими сведениями о Египте, которые автор собрал из верных источников. Важнейшие изменения, происшедшие с 1835 года в положении страны, отмечены в дополнениях; потому что второе издание, ныне вышедшее, пересмотрено автором, как доказывает сличение его с прежним. Еще более пополнений находим в новом издании «Путешествия по святой земле»; сам автор называет его «дополненным» и говорит в предисловии: -

«Приступив к третьему изданию моего Путешествия по святой земле, я старался сделать мою книгу достойнее того лестного приема, которым она была почтена. Мне приятно было видеть, что новейшие исследования ученых путешественников Робинсона и Смита, вполне достойные того внимания, которое обратили на них Англия и Германия, подтвердили сделанные мною изыскания библейских мест» (III, предислов. VI).

Подтверждением этих слов будет служить наш обзор, в котором обратим исключительно внимание на археологическую и повествовательную стороны сочинения, оставляя неприкосновенною чисто религиозную часть его, придающую, конечно, наибольшую привлекательность книге, но не подлежащую нашему разбору. Не можем, однако, не заметить следующих строк, показывающих общий характер сочинения и его достоинства:

«География и топография Палестины в применении к тексту священного писания были доселе мало объяснены очевидцами. Я имел отчасти целью облегчить в этом отношении чтение многих мест Ветхого и Нового заветов… Я тогда только пользовался указаниями путешественников, когда находил на месте их показания согласными с текстом библии. Библия есть вернейший путеводитель по святой земле, и я считаю себя счастливым, что по большей части имел при себе во время моего пути только одну библию» (III, предислов. VII–IX).

Действительно, если высокий христианский дух просвещал благочестивого автора во время путешествия по долине Нила, в которой по преимуществу видит он землю, освященную временным пребыванием спасителя, прославленную чудесами Моисея и подвигами Иосифа, эпиграфом к описанию которой служат ему слова Осии: «Из Египта воззвах сына моего», обзор развалин и иссохших каналов которой заключает он пророчеством Исаии: «И опустошит господь море египетское и возложит руку свою на реку духом высоким», — если в Египте, где так много других воспоминаний, направляло взор автора чувство христианина, то в земле народа божия, в стране, освященной жизнью и страданием спасителя мира, тем более должен проникнуться и проникается путник духом священного писания. Но, как и прежде, он с благочестием соединяет ученость и, основываясь на библии, пользуется всеми пособиями науки. Доказательство того представляют первые же страницы книги, заключающие в себе глубокомысленное и принятое после русского путешественника европейскими учеными определение точки исхода израильтян из Египта:

«Должно заметить, сколь ошибочно полагают путь израильтян из Египта от Мемфиса. JLJapb Давид обозначает (псал. LXXVII, 12 и 13) Цоан местом действий между Моисеем и фараоном египетским, а в книге Моисеевой этот путь начертан довольно подробно. Сперва объяснена причина, почему Моисей не повел израильтян прямым путем в землю обетованную. «Егда же отпусти фараон люди, не поведе их бог путем земли Фили-стимския, яко близь бяше, да не когда раскаются людие видевше рать, и возвратятся во Египет. И обведе бог люди путем, иже в пустыню к Черм-ному морю». Далее: «воздвигше же ся сынове израилевы от Сокхофа, опол-чишася во Офоме при пустыни. И рече господь к Моисею: рцы сыном Израилевым, н обратившеся да ополчатся прямо придворию, между Магдолом и между морем, прямо Веельсенфону, пред ними ополчишися при мори»… Прежде этого Моисей сказал фараону, что он пойдет на три дня в пустыню, для принесения там жертвы богу, — это есть расстояние от Цоана до Суэйза; к тому же Моисей избрал этот путь с намерением, чтобы скрыть от фараона свое направление к Палестине (XIII, 17–18). Но путь из Мемфиса в Палестину чрез Суэйз есть путь прямой, который не соответствует тому обводу в пустыню к Чермному морю, о котором говорил Моисей. И земля Мемфиса ие может быть названа соседнею с Палестинскою (яко близь бяше)» (III, 17–19).