Фернан Бродель - Игры Обмена. Материальная цивилизация, экономика и капитализм в XV-XIII вв. Том 2

И тогда у государства оставалось только одно решение: занимать деньги. Да еще это надо было уметь сделать: оперировать кредитом нелегко, и государственный долг стал на Западе всеобщим явлением поздно, в XIII в.: во Франции — с Филиппа Красивого (1285—1314), гораздо раньше, несомненно, в Италии, где возникновение венецианского Монте Веккьо теряется во мраке веков 224. То была поздняя, но инновация: Дж. Хэмилтон мог написать, [что] «государственный долг — одно из очень редких явлений, чьи корни не достигают греко-римской античности» 225.

Чтобы соответствовать формам и требованиям финансирования, государство вынуждено было выработать целую политику, которую трудно понять сразу, и еще труднее было проводить. Если бы Венеция не избрала решение в виде принудительного займа, если бы она не заставляла богатых подписываться на заем] и в конечном счете не имела бы из-за войны затруднений с выплатой своих долгов, она могла бы считаться ранней

==528

С XII в.; см.: Pirenne H. Histoire économique de l'Occident médiéval. 1951, p. 35, note 2. Первым крупным займом во Франции был будто бы заем, заключенный в 1295 г. для военной кампании против Англии в Гиени. См.: Florange Ch. Curiosités financières..., 1928, p. l.

227 Я не хотел ни умножать число ссылок, которые легко можно найти в [моей] La Méditerranée, ни давать отсылки к публикуемому труду Фелипе Руиса (Ruiz F. El Siglo de los Genoveses), с которым я

познакомился несколько лет назад.

моделью капиталистического благоразумия. В самом деле, с XIII в. она изобрела выход, который станет выходом и для победоносной Англии XVIII в.: с венецианским займом, как и с займом английским, всегда бывало связано выделение какой-то группы доходов, за счет которой производились выплата процентов и возмещение займа. И как и в Англии, могущие передаваться облигации [государственного] займа продавались на рынке, иногда выше, [но] обычно — ниже номинала. Специальному учреждению поручалось контролировать распространение займа и обеспечивать выплату каждые два года процентов в размере 5 % (в то время как частные ссуды предоставлялись из 20 %). Это учреждение носило в Венеции, как и в других итальянских городах, название Монте (Monte). За плохо нам известным Монте Веккъо последовал в 1482 г. Монте Нуово; позднее будет создан Монте Нуовиссимо. В Генуе аналогичная ситуация завершится иным решением. В то время как в Венеции государство оставалось хозяином источников доходов, которые гарантировали заем, генуэзские заимодавцы завладели почти всеми доходами Республики и, дабы ими управлять к своей выгоде, создали в 1407 г. настоящее государство в государстве — знаменитый [банк] «Каса ди Сан-Джорджо» (Casa ai San Giorgio).

Не все европейские государства знали с самого начала игры такую отработанную финансовую технику, но какое из них не занимало деньги, притом очень рано? Короли Англии еще до XIV в. обращались к уроженцам Лукки, а затем долгое время к флорентийцам; бургундские Валуа — к своим добрым городам; Карл VII — к своему главному казначею Жаку Кёру; Людовик XI — к [уполномоченным] Медичи, обосновавшимся в Лионе; Франциск I основал в 1522 г. ренты на парижскую Ратушу: это был своего рода Монте, ибо король уступил Ратуше доходы, которые гарантировали выплату процентов. Папа очень рано обратился к кредиту, чтобы сбалансировать папские финансы, которые не могли существовать за счет одних только доходов Святого Престола в момент, когда сокращались или исчезали выплаты христианского мира. Карлу V приходилось занимать деньги в соответствии с масштабами его грандиозной политики: он разом превзошёл всех своих современников. Его сын Филипп II от него не отстанет. И впоследствии государственный долг будет лишь расти. Многие из капиталов, накопленных в Амстердаме, в XVIII в. исчезнут в сундуках европейских государей. Но мы хотели бы, прежде чем заняться этим международным рынком кредита, на котором мы еще остановимся подробно и который был царством заимодавцев и заемщиков, поближе рассмотреть на малоизвестном примере Кастилии и классическом примере Англии механизм государства, занятый поисками денег.

227

КАСТИЛЬСКИЕ ХУРОС И АСЬЕНТОС

В XV в. короли Кастилии учредили ренты (juros), обеспечивавшиеся отчуждаемыми для этого доходами. Место полу-

==529

В новелле «Цыганочка». См.:Сервантес М.

Назидательные новеллы. М.-Л., 1934, I. с. 89.

чения дохода давало свое название хурос, которые впоследствии в различных случаях будут именоваться хурос на монополию связей с Индиями (Casa de la Contratacion), на орденские пастбища (Maestrazgos), на пограничные таможни (Puertos Secos), на участие в доходах Индий (Almojarizfazgo de Indias) и т. д. Один из персонажей Сервантеса говорит: поместить свои деньги «как кто-нибудь, имеющий хуро на травы Эстремадуры [пастбища Maestrazgos] » ("со/по quien tiene un juro sobre las yerbas de Extremadura") 228.

Великое распространение рент датируется правлениями Карла V и Филиппа II, Хуро представало тогда в разнообразных формах: ренты постоянной (juro perpétua), пожизненной (de рог vida), подлежащей возмещению (al quitar). В зависимости от более или менее надежных королевских доходов, которые их обеспечивали, имелись хурос хорошие и менее хорошие. Другая причина разнообразия: ставка процента могла варьировать от 5 до 14% и более. Хотя и не существовало организованного рынка ценных бумаг, какой мы позже увидим функционирующим в Амстердаме или в Лондоне, хурос продавались и обменивались, и курс их изменялся, но обычно бывал ниже номинала. 18 марта 1577 г., правда, в разгар финансового кризиса, хурос продавались за 55 % их стоимости.

Добавим, что одно время будут существовать залоговые хурос (juros de cauciôn), дававшиеся в залог деловым людям, которые по контрактам-асьенго (asientos) авансировали Филиппа II громадными суммами. Эти асьентос, на которые особенно охотно] соглашались генуэзские купцы начиная с 1552—1557 гг., вскоре составили очень крупный неконсолидированный долг. И правительство Кастилии во время своих последовавших одно за другим банкротств (в 1557, 1560, 1576, 1596, 1606, 1627 гг.) действовало всякий раз одинаково: оно обращало часть неконсолидированного долга в долг консолидидированный — операция, на наш взгляд, не удивительная. Правда, между тем с 1560 по 1575 г. оно будет соглашаться на то, чтобы хурос, переданные его заимодавцам, не были более просто залогом (cauciôn), но гарантийными хурос (juros de resguardo), которые деловой человек имел право сам продавать публике, если он обеспечит оплату купонов и если возвратит королю другие хурос (из того же процента) в момент окончательного расчета.

В силу такой практики генуэзские деловые люди (hombres de négocias) держали в своих руках рынок хурос, покупая при понижении, продавая при повышении [курса], обменивая «плохо помещенные» на «помещенные хорошо». Будучи хозяевами рынка, они могли играть почти наверняка. И тем не менее самый из них знаменитый — Николае Гримальди, князь Салернский (он купил за деньги этот привлекательный неаполитанский титул), в 1575 г. объявил себя несостоятельным как раз вследствие чересчур рискованных спекуляций с хурос. Впрочем, с течением времени испанское правительство сообразило, что такое крутое средство, как банкротство, было не единственным в его распоряжении: оно могло приостановить выплату процентов по хурос, уменьшить их ставку, конвертировать ренты. В феврале 1582 г. Филиппу II предложили конверсию процента