Литературная Газета - Литературная Газета, 6602 (№ 24/2017)

Я захватил его на стадион со специальной целью самому снять Яшина, не передоверяя это профессиональным фотографам. Но на стадион-то ходили не так, как сейчас, – аншлаг был непременным условием больших матчей. И в давке под трибунами аппарат у меня срезали бритвой. Теперь не столько жаль довоенную немецкую камеру, сколько собственный снимок Яшина.

Вообще-то не по телевизору и не на стадионе я впервые увидел Яшина – на базе в Новогорске. Он сидел на лавочке и курил. Меня поразили две вещи: первая, что Яшин курил (я не знал, что это было прерогативой Яшина – он мог курить перед матчем в раздевалке), вторая, что он курил сигареты «Столичные» (в разгаре были 80-е – и всякий уважающий себя московский пижон курил импортные).

Конечно, как репортёр, я его о чём-то спросил, но в памяти остались впечатления только от самого Яшина – вблизи. Но вскоре выяснилось, что он меня почему-то запомнил.

Мы встречали Пеле в Шереметьево. Яшин предупредил меня, чтоб я особо не мучил Пеле, уставшего от перелёта. Да ещё пограничник со своей стороны слишком долго идентифицировал великого бразильца. Про Пеле парень в зелёной фуражке, конечно, знал, но в паспорте-то значилось «Эдсон Арантес ду Насименто».

И Яшин, оберегая покой Пеле, когда мы его встретили, всё-таки в корректной форме отчитал меня за назойливость. Но Яшин при всём своём величии не был главным редактором нашей газеты – и кем бы я сегодня был, поступись тогда престижным редакционным заданием.

Благодаря Яшину я знаком не только с Пеле, который, похвастаюсь, впоследствии пригласил меня на свой юбилей, но и с Эйсебио.

Передавая репортаж с 60-летия Яшина (как потрясающе тогда на притихшем динамовском стадионе читал Евгений Евтушенко: «Лишь для такого вратаря на штангах расцветали розы…»), я задержался и появился на банкете в модном по тем временам ресторане «Союз», когда торжества уже начались. Понятно, на пороге я стушевался: все знаменитости, которых можно было только себе вообразить, уже дисциплинированно сидели за столами.

Льву Ивановичу к тому времени ампутировали ногу, и лишний раз подниматься из-за стола ему было неловко. Но что значит видеть поле – он мгновенно заметил меня на расстоянии в полверсты, поднялся, помахал рукой: «А я для тебя местечко держу», – и усадил рядом ни больше ни меньше как с Эйсебио (которого тогда называли «чёрной жемчужиной»). Остаток вечера, да и могу теперь сознаться, что и ночи, я провёл в продолжении застолья с Эйсебио, готового, как оказалось, отмечать юбилей нашего вратаря с поистине русским размахом.

Сейчас даже трудно объяснить, что тогда значило для меня, молодого футбольного репортёра, знакомство с великим Эйсебио благодаря великому Яшину. Ну, вообразите: вам бы сегодня позвонил по мобильному телефону Александр Сергеевич Пушкин и прочёл бы начало «Медного всадника».

За год до юбилея, летом 88-го, в Мюнхене в знаменитом Английском саду проходило закрытие чемпионата Европы по футболу. Вечер был достаточно прохладным, Яшин в рубашке с коротким рукавом посетовал, что организаторы не предупредили заранее, где соберёмся.

Я-то не мёрз. Сидел в куртке хоккейного монреальского клуба, подаренной мне, между прочим, Фетисовым. И конечно, сразу предложил её Льву Ивановичу, что послужило поводом для воспоминаний о хоккейном Яшине, даже завоевавшем медаль в динамовских воротах.

Потом в Москве по возвращении в Шереметьево я видел, как Льва Ивановича катят на специальной каталке. Знал, что он не любит, когда его жалеют (мне рассказывали, что сразу после ампутации, очнувшись от наркоза, он сказал плачущей жене: «Валя, не плачь, зачем мне нога, я больше в футбол не играю»). Я отвёл глаза от этой грустной картины, но он сам меня окликнул: «А курточка-то твоя пригодилась».

Граффити 2017-го. Великого вратаря помнят...

Легко допускаю, что кому-то вспоминающиеся мне эпизоды в сравнении с масштабностью личности Яшина покажутся пустяками. Но согласитесь, что расхожих мыслей и общих слов за десятилетия накопилось с избытком, а вот каких-то штрихов личного общения, точнее говоря, своих впечатлений – всё меньше. И субъективности в разговоре о Яшине я совсем не боюсь.

Вспоминаю вот, что единственный, кому Яшин доверил написание совместной книги, был старейшина нашего цеха, ныне живущий в Америке, Евгений Рубин.

В частности, Евгений Михайлович писал:

«Он всегда был готов и умел защищать – футбольные ворота. Во всём остальном он был беззащитен, ему никогда не хватало ни желания, ни воли, ни характера постоять ни за себя, ни за свою семью. Когда я поделился этим наблюдением с его женой, она со мной согласилась.

– Когда он и его дружки – а может, не только дружки – собираются где-нибудь в парной – а может, и не в парной – и берут с собой ящик водки, – разоткровенничалась обычно сдержанная Валя, – немудрено загулять и до утра. Ты сам мужик, понимаешь, что к чему. Откуда я знаю, где он был и что делал? А у него пиджак испачкан чем-то вроде помады. Ну, соври: мол, задержался на работе, выпили, заснул… Ему даже оправдания выдумывать неохота. Молча раздевается и ложится спать.

– Погляди на нашу мебель, – продолжала она, – скоро развалится. Я ему: давай съездим в магазин, посмотрим новую, Яшину вне очереди продадут. А он: сходи сама, скажи, что ты моя жена…»

Сегодня почти невозможно объяснить, почему первый вратарь мира не мог просто за деньги купить мебель. Но людям моего поколения это памятно и понятно. Как говорил Райкин: дефицит…

Яшин был на 8 лет старше Стрельцова, но прославились они приблизительно в одно и то же время. Они в один и тот же год – в 70-м – закончили играть и в один и тот же год умерли от одной и той же болезни – рака.

Их нередко сталкивали, представляли антиподами. Однако мало кто в большом футболе относился друг к другу так хорошо, как Яшин со Стрельцовым.

Стрельцов считал, что своему фирменному пасу пяткой он обязан именно Яшину: «…Мы с Кузьмой (Валентин Иванов. – П.С.) считали, что Лёве забить просто невозможно. Про себя, конечно, считали. Вслух не говорили – забивать-то надо, мы форварды, на нас надеются. Но как забить – не знаем. Доходим до его ворот – начинаем мудрить. Не можем никак принять окончательного решения: когда бить.

Иду я с мячом вдоль линии штрафной. Лева, как всегда, стал смещаться. А вся защита двинулась за мной. Я откинул мяч пяткой Кузьме, он прямо и влепил в девятку динамовских ворот. Я к нему бросился, говорю: вот так только можно Лёве забивать».

Стрельцову, кстати, помогал писать книгу Александр Нилин, который в разговоре со мной, в свою очередь вспомнил, как он впервые увидел Яшина: «Это было на ужине в честь вручения футболистам «Торпедо» серебряных медалей в ДК имени Лихачёва. Лев Иванович предварил тост в честь соперников шуткой, что слово ему предоставили, когда тостующему впору за спинку стула держаться. Он говорил очень хорошо, был задушевен в обращении со всеми присутствующими, располагал к себе домашностью поведения.