Литературная Газета - Литературная Газета, 6600 (№ 22/2017)

Маша возвращается с новой порцией водки. Она развеселилась, и на её серых щеках появляются бледно-розовые пятна подобия румянца. Мы чокаемся и выпиваем:

– За днюху! – чуть громче, чем нужно, говорю я, и привлекаю внимание похмельного мужика.

Он дожидается, пока мы поставим свои рюмки на столик, и подаёт голос, хриплый и низкий, как у простуженного пса:

– Девушки, а?

Маша хихикает, она стоит лицом к мужику, поэтому видит его, и видимо, это зрелище кажется ей забавным. Я не оборачиваюсь, все эти братания в заведениях подобного толка мне хорошо известны, и заканчиваются они всегда одинаково – безобразным скандалом.

– Девушки! Я, кажется, к вам обращаюсь! Ну!

– Маш, не реагируй, – шепчу я ей. Но Маша после ста грамм уже готова к приключениям, её душа жаждет общения, она продолжает глупо хихикать, и я её уже почти ненавижу.

–Что? – хихикая, говорит она то ли мне, то ли мужику, и ему становится достаточно этого тоненького мостика, чтобы со своей почти пустой кружкой переместиться к нам поближе.

Он занимает соседний от нас стол, не решаясь присоединиться к нам, так как спотыкается о мой суровый взгляд, полный презрения.

– Я тут подслушал, у кого-то из вас день рождения?

– У меня, – хихикает Маша.

– Поздравляю от всей души! – поднимает свою кружку мужик.

Он делает большой последний глоток, громко ставит кружку на стол и лезет в карман за бумажником. Я закатываю глаза: «Начинается». Маша ошибочно думает, что сейчас новый знакомый предложит угостить нас, но так она решает по присущей ей наивности и малоопытности. Подобные типы никогда не угощают дам, им себе-то на пиво еле удаётся наскрести, тем более после воскресной попойки. И точно. Из бумажника мужик достаёт помятую фотографию девочки – на вид лет шести – и сует её Маше под нос.

– У меня вот у дочки тоже недавно был день рождения. А я её лет пять не видел уже… – заводит он свою пластинку.

Я резко топаю ногой и говорю Маше:

– Ну, нам пора.

Надо отдать ей должное, соображает Маша хорошо. Она быстро собирается, накидывает пальтишко, мы киваем Людмиле и тут же выметаемся на улицу. Я успеваю услышать, как вслед нам кричит мужик:

– Ну и катитесь, шалавы!

Мы отходим на двести метров от рюмочной, и Маша начинает смеяться:

– Как мы от него смылись!

У неё запотевшие очки и тоненький истеричный смех. Мне всё это перестаёт быть интересным. Охватывает привычная нервозность, будто бы я нахожусь не на своём месте и хочется быстрее уже избавиться от Маши. Её скручивает смех:

– Ты слышала, что он нам крикнул? Ха-ха-ха!

Затем она переводит дух и добавляет:

– А хорошо же посидели?

– Нормально, – откликаюсь я, – так, Маш, ты езжай домой, поспи пару часиков, потом поешь и выпей чай. К вечеру придёшь в себя как раз.

Она расстроено смотрит на меня, и я с раздражением вновь вижу это жалостливое выражение её глаз:

– А ты уже домой?

– У меня ученица сегодня, – отвечаю я.

Жалость в её глазах сменяется испугом:

– Ты после всего этого поедешь учить детей?

Я пожимаю плечами:

– Маш, ну, во-первых, для меня сто грамм – это не твои сто грамм. А во-вторых, разве трезвой можно выносить этих детей?

Маша задумывается на несколько секунд, потом всё-таки соглашается со мной:

– Ну, вообще да, эти дети… Как только у тебя хватает терпения с ними возиться! Я отказалась ото всех учеников, просто больше не могу, не могу и всё…

Её опять начинает нести, хочется поговорить, поплакать даже, может быть. Я хорошо понимаю её состояние, только мне уже не до этого. Невесело. Неинтересно. Я слегка прикасаюсь щекой к её щеке на прощание:

– Ну, всё, Машка! С днём рождения ещё раз, мне пора бежать!

Она распахивает руки, словно бы хочет прижать меня к себе, но я уже уношусь в сторону метро, и только слышу, как она кричит мне в спину:

– Не забудь! Сегодня вечером я жду тебя в «Жан-Жаке»!

Не поворачиваясь, я машу ей рукой и спешу к ближайшей палатке. Мне нужно ещё купить мятную жвачку и пополнить карточку на проезд.

Лёгкий кураж от выпитой водки уже испарился. Я запихиваю в рот сразу пять подушечек «Орбита» и вхожу в стеклянные двери метрополитена. А там уже не так малолюдно, как утром. Сумки, бабки, разносчики пиццы и осетинских пирогов, мужчины в чёрном, женщины со смартфонами, студенты с рюкзаками, школьные классы на выезде… Встаю в уголочке и прислоняюсь к дверям с надписью: «Не прислоняться», включаю плеер, играет Morphine, глаза прячу в WhatsApp. Только бы не смотреть по сторонам. Проклятый понедельник!

НачалоВыпуск 5

Спецпроекты ЛГ / Литературный резерв / Лицей: финалисты

Семён Кожин. Якиманский переулок. Церковь Иоанна Воина. Москва. Осень. 2004

Теги:премия "Лицей" , Евгения Некрасова , проза

Евгения Некрасова

Из сборника „Несчастливая Москва“

Гора

Галя-гора ходячая. На улице над людьми возвышалась, за людьми – расширялась. На улице вывески загораживала, двух мужиков перекрывала. Двух с половиной, если юноши. Красивая-некрасивая, кто поймёт. Не разглядишь. Ясно – большая. Гора из пейзажа, фон для главных.

У Гали подружка переднего плана – Света, для которой Галя – удобный задний. Женихов притянуть – самой засиять на фоне горы, женихов отогнать – себя выключить, с горой слиться или вовсе – за неё спрятаться. Женихи гор боятся. Хорошо дружить с горой.

Мама Гали – пила. Пила иногда и пилила дочь про замуж и прочее обязательное, на что горы совсем не способны. Галя-гора не жила с мамой, а ходила в комнату на Нагорной на ночь и в выходные. Вне комнаты Галя расставляла товары в гипермаркете, упиравшемся в горизонт. С её ростом-то и без лестницы ладно. Зачем горе лестница? Света Гале не льстила, ругала её за низкую работу, потому что сама без карьерной лестницы не могла.

Галя любила гипермаркет за постоянную жизнь, его широты и высоты. У метро надела на себя мороженую маршрутку, потряслись по кочкам, по пробкам. Милай, не погуби – это Вика из не-Москвы молит орла-водителя. Вика, Артём и Константин-Адреич ютятся в треугольничке, оставшемся вне горы. Мастеровые по полкам. Галя – уши красные – сняла шапку, голова держит ржавый потолок. Атланты в уборах не вмещаются.

По полкам по полкам

По закоулкам

Растащили мы наши радости,

По полу, по полу,

По половицам

Размазали мы наши надежды,

Проворонили наши желания,

Забыли, кем должны были проснуться.

Зеркало

В комнате Галя обычно спала, ела спасённое с кухни, переодевалась и смотрела на себя в зеркало, снова ела. Был ноутбук, да украли полгода назад. Загадкой влезли через окно пятого. Все соседи в пострадавших, в молодой семье напротив Галиной комнаты – вскоре завелись деньги, а через пару месяцев – дети, сразу двойня. Жильцы думали-думали и надумали молчанье, друг с другом тоже теперь ни слова. Гале-горе слишком хлопотно, она и так раньше с соседями не говорила. Радовалась, что зеркало не тронули. О пяти стёклах, о пяти разных зеркал сколочено вместе – чтобы всей поместиться. В первом: ноги и дальше по пояс, во втором – живот и грудь, в третьем и четвёртом – боковых – руки-плечи, в пятом – всей горе голова. Красивая, некрасивая. Кто разберёт, кто оглядит. Горе бы – художник с налаженной перспективой, рассказал бы другим.