Анатолий Фоменко - Правильно ли мы понимаем историю Европы и Азии? Книга III (Русско-Ордынская империя)

В Египте имена многих царей тщательно изглажены с памятников, которые правители воздвигли себе при жизни. Когда и для чего это делалось? Сегодняшние историки пытаются ответить на этот естественный вопрос так.

При похоронах фараона будто бы устраивался своеобразный суд присяжных (?!). Народ решал, достоин ли фараон погребения. Если правитель был при жизни недостойным человеком, то его «лишали погребения». Но поскольку гробница уже была готова — она сооружалась заранее, — то приходилось сбивать на ней надписи, а приготовленную мумию разбивать молотком. Так стирали из памяти народной имена «нехороших» правителей.

Стиль приведенной легенды достаточно ясно говорит о времени ее происхождения. Скорее всего, это XVIII–XIX века, когда и появился «суд присяжных». Эта неуклюжая сказка была придумана, по-видимому, сразу же после того, как были сбиты надписи. И более или менее ясно — когда и кто этим занимался. Европейцы пришли в Египет как завоеватели в конце XVIII века во время египетской экспедиции Наполеона. Приблизительно в это время, видимо, и началась «научная обработка» древнеегипетской истории…

Хорошо известно, что орудийные батареи Наполеона прямой наводкой расстреливали из пушек знаменитого Сфинкса в Гизе и сильно повредили его лицо. Зачем это было сделано? Может быть, по невежеству простых французских солдат? Но в войске Наполеона состоял целый штат ученых египтологов. Куда же они смотрели? Чем не понравилось им лицо Большого Сфинкса и надписи на гробницах? А ведь именно с египетского похода Наполеона и началось бурное развитие «европейской египтологии».

«С восшествием на престол царей 18-й династии начинается уничтожение памятников, принадлежащих Гиксосам, выбивание их имен и титулов до неузнаваемости и вписывание своих имен и титулов на чужих памятниках в извращение исторической истины», — пишет Бругш.

Но точно ли это дело рук фараонов? Конечно, иногда с приходом новой власти памятники предыдущей династии могли разрушать по каким-то политическим соображениям. Но чтобы вместо имени древнего царя вписывать свое, сохраняя при этом памятник! Это выглядит весьма странно.

Более того, ниже мы увидим, что в Египте сбивание имен и названий носило подозрительно целенаправленных характер. Вот пример. В известной Карнакской надписи приведен длинный список городов, завоеванных фараоном Тутмесом III (ниже мы о нем подробно расскажем). И в некоторых местах, особенно интересных, названия городов кем-то старательно сбиты.

Возникает подозрение: подлинные надписи на древних египетских гробницах почему-то сильно мешали тем людям, которые именно в это время (XVIII век) создают египетскую историю. Расшифровывают иероглифы, находят папирусы и прочее. И одновременно сбивают надписи с гробниц и расстреливают из орудий древние памятники.

Напомним также, что огромное количество египетских древностей было вывезено во Францию. Вот так начиналось составление «древней египетской истории». Напрасно современные египтологи перекладывают ответственность за сбивание надписей на «древних египтян».

Приведем мнение Н.А. Морозова по данному вопросу: «В надписи могло оказаться хорошо знакомое имя слишком поздней эпохи для сторонников глубокой египетской древности, и, „чтобы не вызвать соблазна“, оно могло быть вытерто каким-нибудь слишком правоверным путешественником по Египту в те эпохи, когда чтение иероглифов еще не было забыто, или после 1822 года, когда оно было только что восстановлено Шампольоном и когда Египет был еще трудно посещаемой страной для европейца, и потому было мало вероятности для критической проверки черпаемых из него сведений.

Я никогда не позволил бы себе высказать последней мысли, — продолжает Морозов, — если бы у меня с давних лет не осталось воспоминания о рассказе одного русского путешественника в первой половине XIX века, настолько поразившем меня в то время, что это место и до сих пор осталось в памяти. Насколько помню, это находится в книге Базили „Путешествие русского моряка по Египту, Сирии и Греческому архипелагу“, напечатанной в 40-х годах XIX века.

Автор рассказывает там, что когда он посетил с чувством почти религиозного умиления гробницы и постройки, описанные Шампольоном, то не нашел и следа от многих (! — Авт. ) приводимых им рисунков, и на вопрос „Кто их стер?“ сопровождавший его араб ответил, будто сам Шампольон. На новый изумленный вопрос моряка: зачем же? — он получил от араба, еще помнившего Шампольона, лаконичный ответ: „Для того, чтобы его книги оставались единственным документом для позднейших исследователей и люди не могли бы без них обойтись…“».

«Исследование, — резюмирует Морозов, — стертых в египетских надписях собственных имен и замена их на вытертом кем-то месте новыми именами неизбежно наводит на предположение, что тут была сделана умышленная мистификация и, может быть, сделана именно тем, кто первый опубликовал эти надписи, особенно если опубликование было в первую половину XIX века».

Имеются и откровенные свидетельства очевидцев, фактически поймавших Шампольона за руку. Вот что сообщает в своей книге «Трагедия пирамид» Петер Элебрахт о посещении Египта архитектором Гессемером: «Мне очень не повезло, что я попал в Фивы сразу после Шампольона…» Эту неутешительную весть о положении дел осенью 1829 года дармштадтский архитектор Фриц Макс Гессемер передал своему покровителю, дипломату и коллекционеру Георгу Августу Кестнеру (1777–1853), основавшему Немецкий археологический институт в Риме… Что же сделал повсюду превозносимый Шапмольон?

Гессемер — Кестнеру: «Ученость Шампольона я всячески почитаю, однако должен сказать, что как человек он выказывает такой характер, какой может весьма сильно повредить ему в глазах людей! Найденная Бельцони гробница в Фивах была одной из лучших; по крайней мере, она полностью сохранилась и нигде не была повреждена.

Теперь же, — продолжает Гессемер, — из-за Шампольона лучшие вещи в ней уничтожены. Прекрасные, в натуральную величину росписи лежат, разбитые, на земле… Тот, кто видел эту гробницу прежде, не сможет теперь узнать ее.

Я был до крайности возмущен, когда увидел такое святотатство».

Наивный Гессемер! Не понял, чем именно тут занимался Шампольон. Гессемер простодушно решил (или кто-то услужливо подсказал ему эту мысль), будто, круша молотком надписи, Шампольон был движим «тщеславным намерением» перевезти изображения во Францию. Якобы, «чтобы вырезать одно изображение, решили пожертвовать другими. Но разрезать камень оказалось невозможным, и все было испорчено».