Газета Завтра - Газета Завтра 30 (1182 2016)

Но не надо придираться к несчастному узнику: чего не померещится в одиночном заточении… Весь спектр переживаний у него налицо: "по коже драпают мурашки", за стеной слышны шаги "сосредоточенных ног двух женщин". Практически эта квартира — застенок КГБ, ведь дядя Глеба — полковник этой организации и методы пыток у него нешуточные (например, запаивать подследственного шампанским) и "совершенно непереносимы здоровым человеком". Глеб размышляет, насколько же было страшно его деду тогда, накануне побега: резня армян, сумбурное прятание сокровищ в кожаные ремни из гюрзы, созерцание мученических кишок на улицах родного города. Но дед благополучно убежал от этих ужасов вослед за английской миссией. А тут — КГБ. Что делать Глебу? Как достигнуть "обширнейшего Литовского королевства в восьмидесяти верстах от Москвы?". "Чёрт голову сломит разбирать". "Казеин и заливное", одним словом. Глеб глотает скупую мужскую слезу и, чувствуя себя героем с обострёнными до предела обонянием и осязанием, уверяет себя, что смог бы вылепить тело той, с кем спал сегодня ночью его брат. Согласна, вылепить подобный сюжет гораздо легче. Такое бы чутьё — автору — по отношению к бедному читателю. Далее следует поток подростковой рефлексии в психоаналитической обработке: он и брат — кто лучше? Читать это муторно, всё не к месту. Снова кашель, истерика и рвота. "…я всегда отличался ненормально взвинченной психосоматической реакцией". Лечить нужно реакцию, уважаемый. О брате: "Он — мой труп, а я — его". Раздвоение личности. Тоже лечится, но длительнее. "Страхороб"… Отвечаю, как царь Иван Васильевич из фильма "Иван Васильевич меняет профессию": "Казань брал. Шпака не брал". Землероба знаю, хлебороба. Страхороба — нет. "Я был косточкой бело-синего сна" (повторено трижды). Уж не знаю, куда вас поместить, уважаемый. К монархам — нельзя, разве что — к ягодам и фруктам. Косточковым. В очередном сне герой отыскивает огромный жёлтый алмаз, но, к несчастью, к огранке непригодный из-за малозаметной трещины в корпусе; зато эта трещина оказывается картой месторождения каспийской нефти, которую семьдесят лет тщетно искали проклятые совки да так и разорились из-за своей бестолковости, болезные… Наутро, правда, всё это — "бред и чушь". Однако благодаря сну и "невольно нолик увлажнить случилось". Боюсь предположить, что означает сей фразеологизм. Я не сильна в жаргоне субкультур; пусть разбираются специалисты. Главное, под занавес книги движения у Иличевского становятся "лёгкими, как кровь". И то польза.

До неприличия "живописна" картина встречи Глеба с двоюродным братом Петром в темнице. Семь месяцев заключения и ежедневные записи "ни-о-чём" не проходят даром. Брат является Глебу в образе кошки с человеческим лицом. И я говорю: одиночка — это вам не фунт гяты и пол-литра айрана, съеденных натощак. Беседуют. Гость в комбинезоне, под ним — свитерок и джинсы. Этакая чулочно-носочная мягкая игрушка с кошачьей физиономией на фоне сплошного авторского пэчворка. Ужас. Гость держится молодцом, как вышколенный гэбист, и хамит Глебу: "Только не надо кипешиться, спокуху держим в образе". Разговор, как вы поняли, идёт ни-о-чём; "такая вот раскисшесть, вялость, переливание из пустого в порожнее". Под конец братья почти мирятся. Да и чего им делить-то? Бракованный бриллиант? Ирада в Москве, буфетчицей в институте, скоро поступит на библиотечный факультет (это безграмотная-то!). Отец ищет Глеба. Родные люди как‑никак, хотя Глеб — Дубнов, а Пётр — Фонарёв. Сиамские близнецы, Тяни-Толкай и двуглавый дракон с лишней парой шасси. В самом конце книги идёт целая лекция о сути феномена зеркальности, не иначе — естествоиспытательский трактат. Это к чему? Заполнить пустоту воображения? Не думаю, что "Русский Букер" платит авторам построчно. Глеб кается сам себе: "я болтался по свету, как в проруби волчье семя". Я всегда была уверена, что в проруби болтается иное… Вспоминается путешествие по Европе в сопровождении неизменного рвотного рефлекса: "Течение слизнуло, как пёс, мой выкидыш — рвоту". Боюсь предположить, на каком месяце находился автор, когда писал свою книгу. Согласно моей изначальной уверенности, конец романа выглядит так: то ли Глеб убил Петю, то ли он сам умер в Кракове. Чёрт-те что и сбоку бантик.

Что хочется сказать. Уважаемые лауреаты "Русского Букера" да и остальные авторы тоже. Просьба к вам слёзная: следите, пожалуйста, за словами и поступками своих героев, как за малыми детьми, если вы в литературе новички. Ведь в них, как в зеркале, отражаетесь вы сами. А то сплошной "конфуз" и повествование "ни-о-чём". И ещё: где нормальный (традиционный) русский язык, господа? По какому праву вы, не владея им, издеваетесь над ним же? Черновики и ещё раз черновики. Словари и ещё раз словари. Приличная компания и здоровый рацион. Вся патология вашей физиологии говорит за вас своим нездоровым языком. И регулярное посещение специалистов. От гастроэнтеролога до психиатра. Строгая диспансеризация.

А иначе — "Прощай, не пой, пернатый".

Лермонтов: пророк и мистик

Владимир Бондаренко

литература поэзия Михаил Лермонтов Культура

к 175-летию со дня гибели великого русского поэта

Лермонтов — одно из удивительнейших явлений в русской литературе, переоценить которое очень сложно. Он погиб, не дожив до 27 лет, однако созданное им за эти годы в поэзии, прозе, драматургии дало ему право войти в число великих русских писателей. Всемирно признанный гений русской словесности Лев Николаевич Толстой признавался, что его эпопея "Война и мир" выросла из лермонтовского "Бородино". Александр Блок в 1920 году написал: "Наследие Лермонтова вошло в плоть и кровь русской литературы".

27 июля 2016 года весь культурный мир будет отмечать день памяти Михаила Юрьевича Лермонтова, убитого в этот день 175 лет назад в Пятигорске. Никакие самые подробные и объективные исследования этой дуэли всё-таки не дадут представления о том, что произошло.

Убит русский пророк, убит русский гений, убит данный нам свыше, с неба, человек с величайшим, небывалым дарованием. Небо содрогнулось, Россия и по сей день отвечает за то, что дала уничтожить дарованное ей от Бога духовное откровение. Можно верить в мистику, можно не верить, но лермонтовское отмщение продолжается и поныне.

Лермонтов был, очевидно, самым мистическим поэтом Земли. Впрочем, он и пришёл к нам с Неба, но так и не сумел выполнить своё земное предназначение. Не дали. Мы все виновны в этом. И мелкий подонок Николай Мартынов, и власти, презревшие сей Божий дар, и равнодушные друзья, и потомки, отвернувшиеся от него.

Ещё Владислав Ходасевич заметил, что высшие силы не дали отметить столетие со дня его рождения — в 1914 году началась Первая мировая война. Как рассказывал Ходасевич, одна женщина, любящая поэзию Лермонтова, объяснила ему в 1912 году, за два года до столетнего юбилея: "Вот попомните моё слово, даже юбилея его не справят как следует: что-нибудь помешает. При жизни мучили, смерть оскорбили, после смерти семьдесят лет память его приносили в жертву памяти Пушкина — и уж как-нибудь да случится, что юбилея Лермонтова не будет…". Так и случилось.