Дмитрий Травин - Просуществует ли путинская система до 2042 года?

Народ хотел третьего пути. Но не так, конечно, как желают его интеллектуалы.

Мыслителям надо сначала представить себе третий путь, обосновать его возможность теоретически, написать тысячу книг, построить сотню сложных математических моделей и провести в дискуссиях с оппонентами пару десятков лет — то есть то время, за которое сформируется поколение учеников, непосредственно реализующих идеи учителей. Мыслители конструируют третий путь интеллектуально и часто полагают, будто народ делает то же самое, только с трудом и опозданием. Но если простого человека хорошенько просветить, считают мыслители, если разъяснить ему детали и показать, как всё обстоит на самом деле, народ поймет и поддержит.

Ему же надо получить этот третий путь сразу и целиком. Здесь и сейчас. Он не готов к длинным рассуждениям, а потому годами безмолвствует, пока мыслители этот путь ищут. Но когда вдруг, проснувшись поутру и протрезвев, народ обнаруживает, что сложная жизнь каким-то образом наладилась, доходы подросли, цены стабилизировались, прилавки заполнились, он говорит: «Вот это мне нравится. Так и надо было с самого начала всё делать». И, естественно, в причины того, почему вдруг началось процветание, народ вникать не будет. А возблагодарит лидера, который ему это дал. Или же сделал вид, что дал.

Благодарить такого лидера общество будет до тех пор, пока «третий путь» не накроется медным тазом. После чего, проснувшись и вновь протрезвев, народ скажет сакраментальную фразу из старого советского кинофильма: «А царь-то ненастоящий!» И будет затем безмолвствовать. И затаится до появления нового, на этот раз настоящего царя, который предложит четвертый путь.

Егор Гайдар - доктор экономических наук, директор Института экономической политики с 1990 по 2009 г.:

«Российское общество оказалось более зрелым, чем многие полагали. Повышение цен, последовавшее за их либерализацией, мало кому понравилось. Однако люди, понимавшие, что угроза голода реальна, отнеслись к этому без восторга, но с пониманием. Массовых проявлений протеста, тем более насильственных, на протяжении первых месяцев после либерализации цен не было».

(Гайдар Е. Смуты и институты // Гайдар Е.

Власть и собственность: Смуты и институты.

Государство и эволюция. СПб.: Норма, 2009. С. 137)

Егор Гайдар:

«Сейчас в стране апатии нет (написано в середине 1990-х. - Д. Т.). Я говорю не о политической апатии. А о вещи куда более важной, об апатии социальной. Наоборот, люди проявляют повышенную социально-экономическую и трудовую активность. Одно из главных завоеваний этих лет - с сонной одурью на работе, характерной для брежневского и предыдущих периодов, покончено. Правда, гораздо большая активность направляется в сферу торговли, обслуживания, традиционно заброшенную в социалистическом обществе. Как бы то ни было, повышение трудовой активности населения сегодня - одна из причин, ослабляющих социально-экономический и политический кризис».

(Гайдар Е. Государство и эволюция // Гайдар Е.

Власть и собственность: Смуты и институты.

Государство и эволюция. СПб.: Норма, 2009. С. 311-312)

Чтобы понять, почему нынче мы движемся от кризиса к кризису и никак не можем толком наладить положение дел в экономике, нужно выяснить, каковы были реальные причины успеха, достигнутого в ранние годы пребывания Владимира Путина у власти. На первый взгляд кажется, что если в стране появился новый лидер, то, значит, именно с ним связаны успехи. Однако на самом деле всё было намного сложнее. Экономический подъем объяснялся не столько личностью президента и его делами, сколько комплексом объективных обстоятельств, сложившихся в первой половине нулевых.

Экономический рост начался еще до того, как Путин успел принять какие-либо меры для развития экономики. Связано это было с эффектом девальвации рубля. Как ни парадоксально, но на пользу нам сработало именно то, что в августе 1998 г. воспринималось населением страны как страшное бедствие, как обнищание, как удар по интересам миллионов российских граждан.

Но экономика — это вообще область сплошных парадоксов. Там очень часто негативные явления вдруг оборачиваются позитивными, и наоборот. А потери, которые мы, скажем, несем как потребители, становятся нашими же приобретениями как производителей.

Что русскому здорово, то немцу карачун

До августа 1998 г. российский потребительский рынок был заполнен импортными товарами. Объяснялось это тем, что наши власти на протяжении трех с половиной лет стремились удерживать рубль в так называемом валютном коридоре. Рублю не давали сильно падать. Максимум — мягко опускали на незначительную величину. При этом работала наша экономика в целом довольно плохо. Несмотря на трудности, с которыми сталкивались в середине 1990-х гг. миллионы людей, в целом мы жили всё же лучше, чем должны были жить в соответствии с общим уровнем развития хозяйственной системы.

И вот рубль рухнул. В августе власти вынуждены были отказаться от поддержания валютного коридора, поскольку у них не имелось больше средств, чтобы сохранять свою старую политику. Бизнес и рядовые граждане стали в панике скупать доллары, понимая, что в перспективе иностранная валюта еще больше подорожает. В целом весь комплекс обстоятельств (слабость властей, паника, бегство капитала из России) привел к тому, что за полгода рубль ослабел почти в пять раз. Иными словами, на нашу зарплату мы могли теперь купить в пять раз меньше долларов и, соответственно, тех зарубежных товаров, которые наши импортеры за доллары приобретали на мировом рынке.

Импортер, понятно, не может работать себе в убыток. Если, скажем, он купил за рубежом товар по цене десять долларов, то должен выручить эту же десятку от продажи на российском рынке. То есть импортер должен получить такую выручку в рублях, чтобы, поменяв затем ее на валюту, снова иметь десять долларов. И даже больше, поскольку без прибыли никакой бизнес функционировать не станет.

Если до августа 1998 г. доллар можно было, грубо говоря, поменять на шесть рублей, то наш импортер должен был продавать свой товар в России не дешевле шестидесяти рублей. А если к началу 1999 г. за доллар давали уже тридцатку, то продавать десятидолларовую вещь приходилось как минимум за три сотни. Соответственно, покупатели, которые не могли или не хотели платить триста рублей вместо шестидесяти, покупателями быть перестали.

Неудивительно, что вслед за рублем рухнул импорт. Ввозить в Россию большой объем импортной продукции уже не было смысла. Потребители не могли в целом столько всего купить. Понятно, что импорт совсем не исчез, поскольку всегда бывают богатые и бедные, а значит, для тех, кто побогаче, покупки зарубежных товаров всё равно оставались по карману. Кроме того, есть ведь такие вещи, которые даже сравнительно бедный человек постарается купить на последние сбережения. Например, лекарства, у которых нет более дешевых отечественных заменителей. Однако в целом для экономики эти «частности» не так много значили. Импортные товары россияне стали покупать гораздо реже.