Юрий Поляков - Созидательный реванш. Сборник интервью

— Насколько вы как член президентского общественного совета по делам культуры осведомлены о реализации государственной программы по репатриации российских соотечественников из-за рубежа?

— Только в общих чертах, но в планах «Литературной газеты» — в самое ближайшее время серьезно заняться этой темой. Тем более что мы хотим стать своего рода творческим посредником в программе «Русский мир», о которой говорил президент. К нам в редакцию часто приходят письма от живущих за рубежом литераторов, пишущих на русском языке. Таких людей в мире много, немало и творческих союзов, объединяющих русскоязычных писателей. Мы печатаем «ЛГ» во Франкфурте и распространяем в Европе и США. Она востребована. Хотим выпускать специальное приложение, ориентированное именно на творческую поддержку таких писателей.

— В интервью, которое вы давали осенью две тысячи пятого года, вскоре после выхода романа «Грибной царь», вы сокрушались, что нередко незнакомые люди реагируют на вашу фамилию, только когда узнают, что перед ними автор «ЧП районного масштаба», «Ста дней до приказа» или «Апофегея». В связи с этим вы тогда — в шутку, конечно, — сказали: «Если бы у меня хотя бы имя было какое-нибудь типа Автандил или Дормедонт, а у меня все — нейтральное». Вы до сих пор сожалеете, что вы не Дормедонт?

— Давно уже нет. Выражаясь современным слэнгом, «Юрий Поляков» — это уже брэнд.

— И брэнд «Polyakov» будет представлен на открывающейся одиннадцатого октября Франкфуртской книжной ярмарке сборником «Возвращение блудного мужа» на немецком языке. Кстати, почему до сих пор в Германии, в отличие от ряда других европейских стран и даже Китая, ваши произведения не издавались?

— Да вот как-то не везло мне с Германией. Еще во времена ГДР хотели издать «Сто дней до приказа». Но гэдээровское начальство посчитало, что книга чересчур смелая, что немецкому народу ее читать еще рано. И то ли набор рассыпали, то ли перевод остановили — не знаю, тогда ведь все шло через Всесоюзное агентство по охране авторских прав и было покрыто тайной — для меня, во всяком случае. Вторая попытка была лет пять назад: тогда мой роман «Замыслил я побег» захотело выпустить одно мюнхенское издательство. Пригласили переводчицу, кстати, из «ости», знакомую с социалистическими реалиями, был сделан перевод, выплачен ей высокий гонорар, но проект по воле издателя остановился. Оказалось, переводчица абсолютно лишена чувства юмора, и перетолмачила все без тени улыбки. Вы можете представить себе мою прозу без иронии? И теперь третью попытку я делаю с помощью одной очень славной пары живущих в Ганновере наших соотечественников. Они прониклись моими книжками и очень энергично взялись за дело. Надеюсь, что со сборника «Возвращение блудного мужа» (в него вошли также рассказ «Красный телефон» и повесть «Подземный художник») начнется мой приход к немецкоязычному читателю.

Свой 83-й сезон московский Театр сатиры открыл премьерой мистической комедии Юрия Полякова «Женщины без границ». Представители секс-меньшинств тут же объявили Полякова чуть ли не главным гомофобом России. С этой скандальной темы мы и начали беседу с популярным писателем и драматургом, главным редактором «Литературной газеты».

— Юрий, на официальном сайте российских геев и лесбиянок «Gay.Ru» вас объявили чуть ли не главным гомофобом страны, ссылаясь на комедию «Женщины без границ». Что же там такого, что вызвало такой гнев секс-меньшинств?

— Антиельцинистом был. Гомофобом еще нет. Мотив однополой любви не является главным в моей пьесе, которая первоначально называлась «Он, она, они». Это история о том, что, вступая в середине жизни в новый брак, мужчина и женщина несут в себе груз опыта и воспоминаний прошлой жизни, прошлых связей. У героини в прошлом был опыт лесбийской любви, причем со своей начальницей, которая не сразу склонила ее к таким отношениям.

И вот что интересно! В академических монографиях сегодня спокойно рассуждают о лесбийских мотивах и адресатах лирики Цветаевой. Выходят фильмы, недавно по нашему ТВ шел длиннющий американский «розовый» сериал. Для «новой драмы» — это вообще нечто более естественное, нежели традиционная ориентация. Я думаю, все дело в жанре. Это комедия, а секс-меньшинствам, как и всем остальным, не нравится, когда над ними иронизируют. Ну, что скажешь? Вы хотели легальности — вы ее получили. Теперь живите по законам большого мира, где можно угодить и на зуб к сатирику.

Кстати, сейчас пьеса «Женщины без границ» будет ставиться в Ставропольском театре. Там меня попросили линию лесбийской любви смягчить. Мол, тамошний зритель консервативен и этих столичных штучек не поймет. Смягчил с удовольствием «натурала».

— Ваш спектакль ставила худрук Театра сатиры, всеми любимый Александр Ширвиндт. Как вам работалось с ним? И как бы вы оценили некоторые мнения, что Театр сатиры сейчас переживает не лучшие времена?

— Мне не совсем удобно давать оценку театру, где идут мои пьесы, но критикам Театра сатиры хочу посоветовать сравнить посещаемость его спектаклей и спектаклей других театров. В девяностые годы Театр сатиры, и не только он, попал в сложное положение из-за кризиса современной драматургии. А сатира, актуальная, подчеркну, сатира, практически исчезла. Хотя сама жизнь, все эти потрясения, трагические и комические, давала и дает неисчерпаемый материал для реалистической, точнее, именно жизненной драматургии.

Театралы поймут мой вопрос — разве то, что предлагают, скажем, Николай Коляда и его единомышленники может сравниться с драматургией Арбузова, Вампилова, Розова? Я не хочу себя ни с кем сравнивать, но я стал писать пьесы именно потому, что почувствовал зрительскую нужду в продолжении традиций отечественной драматургии.

— Говорят, что ваше сотрудничество с Театром сатиры было не безоблачным?

— Я доволен всем, в том числе и трудностями, которые были. Да, «Женщин без границ» начинал ставить другой режиссер, который не справился. За дело взялся Александр Ширвиндт и сделал все блестяще. А вот моя предыдущая пьеса «Хомо эректус» ставилась аж три года! Ее хотели снять, актеры отказывались играть. Я у одного из актеров спросил: «Почему ты не хочешь играть? Что смущает?» А он ответил: «Понимаешь, Юра, в постмодернистской хрени все легко, все понарошку. А тут такая правда жизни, что…» В общем, Андрей Житинкин все-таки поставил «Хомо эректус». Помню, как на худсовете Ольга Аросева сказала слова, которые стали для меня самой лестной оценкой: «Через двадцать лет мы в Театре сатиры наконец-то получили настоящую сатиру».