Газета Завтра - Газета Завтра 4 (1208 2017)

В ответ на это Карпов опровергает все слухи, просит отклонить остановку матча и заявляет о готовности играть. Получается странная ситуация: Каспаров на каждом углу кричал, что у него отбирают возможность стать чемпионом, а такого не происходит! Назначается закрытое совещание с участием Карпова, Каспарова и председателя ФИДЕ. Спустя четыре дня, 19 февраля, Карпов в открытом письме требует возобновить матч. И тут слух, которому все поверили, рассыпается. Возникает вопрос: кто обладал достаточной силой, чтобы настолько мощно пойти против перестройки? Позже Карпов говорил мне лично, что на том закрытом совещании на него "оказывали давление". Мы же помним, что Алиев был выходцем из КГБ, и знаем, что там умели "оказывать давление".

Происходит чудовищное: матч должен был возобновиться со счёта 0-0 (то есть у Карпова отбирают два очка!), и теперь в нём будет фиксированное количество партий — 24. Именно этой несправедливости противостояло открытое письмо Карпова. Но чудеса продолжаются, и ТАСС отказывается письмо публиковать, зато его публикует "Рейтер". Представьте: о ситуации знает весь мир, но не знает Советский Союз!

И переигровка с нуля состоялась, и Карпов проиграл. Но второй матч-то уже был в годы перестройки… Травля Карпова стала открытой. Переигровка незаконна, законному чемпиону делают имидж "прогнившего интригана" — чем не "оранжевая революция"? Репутацию Карпова уничтожили, а мир получил чемпиона-антисоветчика. И лишь перед смертью Алиев признал, что в ход того матча он вмешался. Остаётся надеяться, что документы по тому матчу рано или поздно рассекретят.

Беседовал Дмитрий ДРОБНИЧЕВ

Светская ботаника

Галина Иванкина

26 января 2017 0

выставка «Аrs botanica» в Государственном историческом музее

" О дивной розе без шипов

Давно твердят в стихах и прозе;

Издревле молим мы богов

Открыть нам путь к чудесной розе".

Василий Жуковский

В одной из повестей Александра Бестужева-Марлинского есть замечательный диалог: "- Ты, я думаю, помнишь ту черноглазую даму, с золотыми колосьями на голове, которая свела с ума всю молодежь на бале у французского посланника три года тому назад, когда мы оба служили ещё в гвардии? — Я скорее забуду, с которой стороны садиться на лошадь, — вспыхнув, отвечал Стрелинский…". В литературе, светской переписке, альбомных стишках и пожеланиях того времени — постоянные упоминания о васильках и розах, о фруктах и мировых веточках. В каждой строчке — благоухание ландыша, пестрота анютиных глазок, торжество лилий. Дамская мода предлагала украсить свою причёску шёлковыми цветами или — как в повести Марлинского — золотыми колосьями… Популярными сделались так называемые mille fleurs — вытяжки из различных растений — взамен удушливых ароматов, замешенных на мускусе и амбре. Чарующие женщины — лёгкие, тонкие в талии, благоуханные должны были напоминать цветы. "Спешите в мой прохладный сад, / Поклонники прелестной Флоры! / Здесь всюду манит ваши взоры / Её блистающий наряд", — писал Пётр Вяземский…

В Государственном историческом музее работает выставка "Аrs botanica. Растительные мотивы в искусстве первой половины XIX века". Перед нами — вазы, расписанные розами, вышивка — в том числе бисерная, гербарии, картинки мод, книжная иллюстрация. Ещё в конце XVIII столетия, когда природу сделали предметом любования и эстетического восторга, возникла символика цветов. Безусловно, она существовала с древних времён, однако на излёте галантного столетия сие превратилось в придворную и светскую забаву. "Язык цветов" постепенно вытеснил "язык мушек" и манерный "язык веера", ибо модной становилась романтическая естественность — в том виде, как это понимали в XVIII веке. Мушки и жеманство смешны и — старомодны. Зато послать любезной даме цветок со значением или стихи о "нежном ландыше" — свежо и стильно. "Кроме известных языков мёртвых греческого и латинского, есть другие, также мёртвые, но с тою разницею, что люди, которые говорят ими, чувствуют на этот раз живее, нежели когда-нибудь: язык взоров и язык цветов", — говорилось в специальном пособии. Далее автор утверждал, что надобно читать роман "Сабина", дабы преуспеть в столь важном деле — точном и неукоснительном понимании языка цветов. Имеется в виду книга "Сабина Герфельд, или Опасности воображения" (1798) барона де Реверони Сен-Сира. Тягомотный эклектичный роман интересует нас постольку, поскольку в нём был дан "Алфавит Флоры", впоследствии использованный в русском журнале "Аглая" за 1808 год. Знакомясь с романом, читательница получала навыки владения цветочной почтой, запоминала, к чему — розмарин, а зачем — колокольчик. Сабина выражала свою приязнь с помощью фиалки, что понималось как "милая дружба". Вместе с тем появление рядом с фиалкой миртового листочка означало, что возможна любовная перспектива. Сентиментальная тайнопись вызывала закономерную иронию и даже насмешки — время от времени возникали пародии на "Алфавит Флоры". Посетитель выставки может прочесть статью из "Аглаи", оценив изыски старинного слога: "Ежели имеешь бальзамин, розовый лавр, мимозу, голубую сиренгу, персиковый цвет и скабиозу, если нет у тебя можжевельника, колокольчиков и жёлтого нарцисса, то будешь иметь розу, желтофиоли", что означало: "Ежели имеешь добродетель, приятности, чувствительность, разборчивость, постоянство, скромность, если нет у тебя пороков, нетерпеливости, вожделений, то будешь иметь другом женщину нежную и верную". Настоящий фурор производили книги многоизвестной госпожи де Жанлис: в её повести "Артур и Софрония, или Любовь и Тайна" заключены цветочные шифры и философия утончённого мировосприятия. В 1830-м году русский поэт Дмитрий Ознобишин создал свой "Селям, или Язык цветов" — название заимствовано у восточного учения "селям", посвящённого флористической семантике. Из книги Ознобишина можно было узнать, что азалия есть печаль, вызванная одиночеством, гардения — "ты прекрасна", а боярышник — "мне нравится, как ты поёшь". Пётр Вяземский в стихотворении "Цветы" даёт иные расшифровки: "Невинности даю лилею, / Мак сонный приторным мужьям…". Его фантазия скорее основана на литературно-мифологических значениях, нежели на запутанной и прихотливой "Азбуке Флоры". Так, "Душистый ландыш полевой / Друзьям смиренным Лизы бедной. / Нарцис несчастливый и бледный / Красавцам, занятым собой". И — финал: "В тени от взоров сокрываю / Для милой розу без шипов". Роза без шипов — излюбленный мотив поэзии, аллегория нежной и прекрасной девушки.

В пушкинских описаниях Ольги Лариной — неизбежность цветочных образов. Она — типичное дитя века. "В глуши, под сению смиренной, / Невинной прелести полна, / В глазах родителей, она / Цвела, как ландыш потаенный…". Когда же дело приобретает скверный оборот, в силу вступает иной образ: "Чтоб червь презренный, ядовитый / Точил лилеи стебелёк, / Чтобы двухутренний цветок / Увял ещё полураскрытый". Лилия здесь — символ святой Цецилии, римской девы, и этот цветок в христианской атрибутике — знак девственной чистоты.