Фил Найт - Продавец обуви

Несколько дней спустя я сделал нечто такое, что было за пределами воображения, нечто такое, что, как я думал, никогда не смогу сделать. Я поехал домой к Вуделлям и попросил у них чек.

Я знал, что семейство Вуделлей зажиточным не было. Я знал, что, оплачивая медицинские счета сына, они влачили куда более жалкое существование, чем я. Эти пять тысяч долларов были их сбережениями на жизнь. Я знал об этом. Но я был не прав. У его родителей было немного больше накоплений, и они спросили, понадобятся ли они мне тоже. И я сказал «да». И они отдали мне свои последние три тысячи долларов, опустошив свою копилку до дна.

Как же я хотел положить этот чек в ящик своего стола и не обналичивать его. Но я не мог так поступить. И не стану этого делать. Направляясь к выходу, я остановился. Я спросил их: «Почему вы это делаете?»

«Потому что, — отвечала мать Вуделля, — если вы не доверяете компании, на которую работает ваш сын, то кому тогда вы доверяете?»

Пенни продолжала изыскивать креативные способы растянуть свое двадцатипятидолларовое пособие на продукты питания, что означало пятьдесят видов бефстроганова, что, в свою очередь, вело к тому, что мой собственный вес непомерно увеличивался. К середине 1970 года я весил около 190 фунтов (более 86 кг. — Прим. пер .) — мой рекордный вес. Однажды утром, одеваясь на работу, я примерил один из моих костюмов, который всегда выглядел на мне более мешковато, чем другие, и оказалось, что мешковатость пропала. Стоя перед зеркалом, я сказал своему отражению: «Охо-хо».

Но дело было не только в бефстроганове. Как-то произошло, что я распрощался с привычкой заниматься бегом. «Блю Риббон», женитьба, отцовство — постоянно не хватало времени. Кроме того, я чувствовал, что исчерпал свой спортивный энтузиазм. Хотя я и любил бегать для Бауэрмана, я также и ненавидел это. Такое случается с самыми разными университетскими спортсменами. Годы тренировок и состязаний на высоком уровне берут свое. Вам требуется отдых. Но теперь отдых закончился. Мне надо было вернуться к спорту. Я не хотел быть толстым, дряблым, малоподвижным хозяином компании по производству кроссовок.

И если в плотно обтягивающих фигуру костюмах и в маячившем призраке лицемерия я не находил достаточного стимула, то вскоре появилась еще одна мотивация.

Вскоре после забега, в котором участвовали все кто пожелает, и после того, как Грель отказался ссудить меня деньгами, мы с ним отправились на частные соревнования. На протяжении всех четырех миль я видел с грустью оборачивающегося на меня Греля, в то время как мне едва удавалось не отставать, пыхтя и задыхаясь. Одно дело — отказать мне в деньгах, другое — выказывать жалость. Он знал, что я был смущен, поэтому бросил мне вызов. «Этой осенью, — сказал он, — давай пробежим вместе милю. Дам тебе фору — целую минуту. Если победишь — заплачу по доллару за каждую секунду разницы в наших показателях».

В то лето я тренировался изо всех сил. Вошло в привычку каждый вечер после работы пробегать по шесть миль. Вскоре я вновь был в форме, а вес уменьшился до 160 фунтов (72,6 кг. — Прим. пер .). И когда настало время забега — на секундомере был Вуделл, — я получил от Греля тридцать шесть долларов (на следующей неделе моя победа показалась мне еще слаще, поскольку стало известно, что Грель принял участие в соревнованиях для всех желающих и пробежал ту же дистанцию за 4 минуты и 7 секунд). Когда в тот день я возвращался в машине домой, я ощущал невероятную гордость. Продолжай в том же духе, говорил я себе. Не останавливайся.

Где-то ближе к середине года — 15 июня 1970 года — я вытащил из почтового ящика свой « Спортс иллюстрейтед » и получил шок. На обложке было фото Человека штата Орегон. И не просто какого-то Человека штата Орегон, а возможно, величайшего человека всех времен, более великого, чем Грель. Звали его Стив Префонтейн, и на фотографии он взбегал по склону Олимпа, иными словами, горы Бауэрмана.

В статье Пре (как далее сокращенно называет его фамилию Фил Найт. — Прим. пер .) характеризовался как удивительный феномен, рождающийся раз в поколение. Он уже произвел фурор, учась в средней школе, установив национальный рекорд в беге на две мили (8 мин. 41 сек.), а теперь первокурсником в Орегонском университете, пробежав две мили, он победил Герри Линдгрена, которого ранее считали непобедимым. Он опередил его на 27 секунд. Пре показал результат 8 минут 40 секунд, третье лучшее время в тот год в США. Он также пробежал три мили за 13 минут и 12,8 секунды, что в 1970 году было лучшим результатом во всем мире.

Бауэрман сообщил корреспонденту « Спортс иллюстрейтед », что Пре был самым быстрым бегуном на средние дистанции из всех ныне живущих. Никогда еще мне не доводилось слышать столько необузданного энтузиазма от своего флегматичного тренера. В последующие дни в других статьях, которые я вырезал из прессы, Бауэрман звучал еще экспансивнее, называя Пре «лучшим бегуном, которого я когда-либо тренировал». Помощник Бауэрмана, Билл Деллинджер, сказал, что секретным оружием Пре была его уверенность, которая была настолько же необычна, как и вместимость его легких. «Обычно, — сказал Деллинджер, — у наших ребят уходит до двенадцати лет на то, чтобы обрести в себе уверенность, а тут появляется парень, у которого правильное отношение проявляется естественным образом».

Да, подумал я. Уверенность. Вот что требуется человеку больше, чем собственный капитал, больше, чем ликвидность.

Жаль, что у меня ее не хватало. Жаль, что я не мог занять ее у кого-нибудь. Но уверенность — это наличность. Вам надо ее иметь в каком-то количестве, чтобы приобрести больше. И люди не были склонны делиться ею с вами.

Еще одно откровение прозвучало в то лето на страницах другого журнала. Листая « Форчун », я наткнулся на рассказ о своем бывшем боссе на Гавайях. За годы, прошедшие с тех пор, когда я работал на Берни Корнфелда и его компанию «Инвесторс Оверсиз Сервисиз», он стал еще богаче. Он распрощался с паевыми фондами Дрейфуса и занялся продажей акций через свои собственные фонды взаимных инвестиций, продолжая зарабатывать на золотых приисках, недвижимости и на многом другом. Он построил империю, и, как все империи, в конце концов она стала разваливаться. Я был настолько поражен этой новостью, что ошеломленно перевернул страницу и наткнулся на другую статью — довольно сухой анализ недавно возникшей японской экономической мощи. Через двадцать пять лет после Хиросимы, говорилось в статье, Япония возродилась. Третья крупнейшая экономика в мире предпринимала агрессивные шаги, с тем чтобы стать еще мощнее, консолидировать свое положение и расширить свое влияние. Помимо того, что она обгоняла в мышлении и работоспособности другие страны, Япония приняла на вооружение безжалостную торговую политику. Затем в статье было дано краткое описание основного механизма, с помощью которого проводится такая торговая политика, — японские гиперагрессивные сого сёся .