Михаил Ремизов - Русские и государство. Национальная идея до и после «крымской весны»

Сегодня заметны центробежные тенденции в рамках самого русского этноса – акцент на региональных и/или субэтнических идентичностях, которым придается квазинациональное значение. Пока эти проявления – лишь симптом общего неблагополучия «русского этнического поля», но в перспективе они могут стать самостоятельной угрозой (как русскому этносу, так и российской государственности). Особенно – при неблагоприятных обстоятельствах, в числе которых можно упомянуть неопределенность политического статуса русского народа в РФ, позитивную дискриминацию в интересах «титульных» и «малочисленных» этносов, мультикультуралистский подход государства к исторической идентичности и культурной политике и иные факторы, которые приводят к тому, что, в обыденном восприятии, быть русским в РФ невыгодно .

В официальных документах по национальной политике подчас упоминается о «сложном социокультурном самочувствии русского народа» [112], однако практических выводов из этой оценки не следует. Безусловно, многие из ответов на «русский вопрос» лежат в плоскости социально-экономической политики, политики развития отраслей и территорий. Другие же относятся к сфере национальной политики в узком смысле слова.

1. Реформирование базовой концепции этничностина уровне государственных практик и общественного сознания. Сегодня она балансирует между двумя крайностями: абсолютно произвольное самоопределение (без каких-либо определенных критериев), с одной стороны, и «кровь», происхождение – с другой (льготы по принадлежности к коренным малочисленным народам выдаются именно на основании этого критерия). Эти две крайности, во-первых, противоречат друг другу, применяясь государством фактически одновременно. Во-вторых – неудачны каждая в отдельности. Альтернативой им обеим является представление о том, что базовым формальным критерием этнической принадлежности (над которым надстраивается этническое самосознание) является родной язык , т. е. «первый» язык , усваиваемый непосредственно в детстве. Принятая в качестве базовой, эта концепция усиливает гравитацию русской идентичности (и чисто статистически – количество «русских» в России) и в этом отношении является естественным противовесом к экспансии квазинациональных идентичностей.

2. Решение вопроса о политическом статусе и субъектности русского народа в РФ. Моделью юридического решения вопроса могут служить правовые акты ряда республик в составе РФ (так, «Концепция государственной национальной политики Республики Татарстан» (утверждена 1 августа 2013 года) основана на «фундаментальном приоритетном положении» о «необходимости всестороннего развития татарского народа и укрепления Республики Татарстан как исторически сложившейся формы его государственности»). На федеральном уровне целесообразно принятие отдельной государственной концепции (стратегии, программы) этнокультурного развития русского народа. Эта концепция должна учитывать реальное внутреннее многообразие русского народа, наличие разного уровня идентичностей (локальных, региональных, исторических), из которых слагается идентичность общерусская. Особенности русских этнографических групп (субэтносов – казаков, поморов, сибирских старожильцев и т. п.) должны признаваться государством и получить право на развитие в рамках культурных проектов и инициатив.

3. Отказ от системы позитивной дискриминации по этническому признаку(хозяйственных, образовательных и иных льгот). Многие действующие преференции, например льготы, связанные с традиционным хозяйственным бытом народов Севера, должны в целом остаться в силе, но предоставляться по социальным признакам, связанным не с происхождением как таковым, а с образом жизни (например, ценз оседлости в поселениях охотников, рыболовов и т. д.). Это коренным образом дестимулирует «этническое предпринимательство».

4. Опора на русскую культуру и историографию как основу общегражданской социализации. В частности, этим следует озаботиться, составляя единый учебник истории России. В настоящее время существует тенденция писать этот учебник по аналогу ряда зарубежных пособий – как историю территории. В этом случае выпадает главное – то связующее звено, благодаря которому эта обширная и разнородная территория стала единым государством. Это связующее звено есть «государствообразующий по факту» русский народ [113]. В целом, попытка переосмыслить изначально этноцентричную русскую историографию как историю всего российского «пространства» чревата рассыпанием страны на региональные географические образы. В процессе переосмысления выясняется, что пространство нынешней России как таковое не было и не является чем-то изначально, «органически» единым. На первый план выступают пласты дорусской истории земель (Урала, Сибири, Северо-Запада), в которой «московская» колонизация выглядит как преходящий исторический эпизод. Вероятно, она таковым и окажется, если не удастся преодолеть центробежных тенденций на уровне исторического самосознания общества.

В целом, чтобы удержать от распада и дестабилизации этническую периферию России, придется приложить немало усилий. Но это окажется невозможным и бессмысленным без решения главной задачи – укрепления ее этнического ядра.

«Колоссальные миграционные потоки – а есть все основания полагать, что они будут усиливаться, – уже называют новым «великим переселением народов», способным изменить привычный уклад и облик целых континентов» [114]. Эта цитата из статьи Владимира Путина «Россия. Национальный вопрос» довольно точно характеризует масштаб проблем, которые ставит перед нами массовая иммиграция. И масштаб угроз, с которыми мы столкнемся, если эти проблемы так и не получат надлежащего решения.

Процессы массовой иммиграции в мировой истории, в том числе новой и новейшей, как правило, приводили к серьезному росту социальной напряженности, а иногда и к краху социально-политической системы, вплоть до уничтожения «принимающих» государств и геноцида коренного населения (Византия, Косово).

Безусловно, есть в этой сфере и общеизвестные истории успеха – примеры стран, созданных иммиграцией и использовавших ее на протяжении всей своей истории как важный фактор развития. Это страны переселенческого капитализма – США, Канада, Австралия, Новая Зеландия и другие.

Однако при всей необходимости учета их в целом позитивного опыта он не может быть в сколько-нибудь существенной мере спроецирован на нашу страну. Массовый приток иммигрантов в Россию, в его существующем и ожидаемом виде, будет кардинально отличаться от иммиграции, сформировавшей страны Нового Света, в частности США. На протяжении большей части истории США население страны росло за счет культурно близких (англосаксонскому переселенческому ядру) иммигрантов, вплоть до 60-х годов там действовали серьезные ограничительные меры в отношении иммиграции из неевропейских стран. В России же, как сегодня, так и в перспективе, основную массу прибывших составят культурно чуждые иммигранты из беднейших стран ближнего и дальнего зарубежья (причем с высокой вероятностью, – наименее квалифицированные и образованные представители этих стран).