Сергей Плохий - Последняя империя. Падение Советского Союза

В российском парламенте при утверждении в должности тридцатидевятилетний кандидат на пост министра так сформулировал свое понимание ситуации: “Демократическая Россия должна быть и будет таким же естественным союзником демократических стран Запада, как тоталитарный Советский Союз был естественным противником Запада”. Потом произошел путч. Люди, которых Козырев привел в российский МИД из советского, поддержали Ельцина. Они верили в демократические перспективы России, дружественной Западу. После чего возник вопрос: ответит ли Запад взаимностью? И понимают ли лидеры Запада, что нет больше борьбы между Горбачевым и сторонниками жесткой линии, а есть борьба между демократической Россией и военной хунтой, которая несет угрозу свободе? 1

Итак, задача перед Козыревым была поставлена. Западные лидеры, хоть и обеспокоенные вестями из Москвы, не спешили осудить переворот или хотя бы выступить в защиту изолированного Горбачева, не говоря уже о том, чтобы одобрить призыв Ельцина к всероссийской политической забастовке. В Париже, куда направлялся министр, утром 19 августа президент Франсуа Миттеран выступил с заявлением, в котором фактически признал переворот. Его чувства разделяла министр иностранных дел Канады Барбара Макдугалл. Первое заявление президента США Джорджа Буша, сделанное утром 19 августа, также не содержало осуждения заговорщиков. А вечером того же дня вице-президент Геннадий Янаев даже одобрил примирительную позицию Буша, продемонстрированную им на пресс-конференции для иностранных журналистов, которую транслировали на весь Советский Союз. И все это вопреки отчаянным усилиям Козырева, пытавшемуся в первый день переворота добиться от Запада поддержки Ельцина!

Когда Козырев приехал в Париж, он позвонил Аллену Вайнстайну, директору Центра развития демократии (Вашингтон) и будущему архивариусу Соединенных Штатов, и продиктовал ему собственное заявление. Вайнстайн не был членом администрации Буша, но Козырев, судя по всему, ни в Белом доме, ни в Госдепартаменте не знал никого, к кому можно было обратиться в тот судьбоносный момент. Вайнстайн пришелся очень кстати. Уроженец Бронкса, сын еврейских иммигрантов – выходцев из Российской империи, он глубоко переживал происходящее в СССР и обладал обширными связями в СМИ. На следующий день заявление Козырева (вероятно, не без правки Вайнстайна) напечатала газета “Вашингтон пост”. Российский министр утверждал, что изначально сдержанная реакция лидеров демократического мира на путч вселила в заговорщиков надежду на то, что им удалось пустить пыль в глаза Западу:

Позднейшие заявления президента Буша, премьер-министра Джона Мейджора и других западных лидеров развеяли их [путчистов] пустые ожидания. Крайне важно, чтобы Запад и в дальнейшем осуждал попытку переворота и не признавал – ни теперь, ни в обозримом будущем – заговорщиков… Горбачев должен быть немедленно восстановлен на посту президента СССР, Запад должен потребовать скорейшего установления прямой связи с ним, а международные медицинские эксперты – освидетельствовать его 2.

Ни Ельцин, ни Козырев не доверяли Горбачеву целиком. Многие в Москве подозревали двойную игру: руками бывших соратников разгромить демократическую оппозицию, поручив им выполнить “грязную работу”, а самому вернуться в Москву как спасителю нации. Но призыв к возвращению Горбачева грозил обнажить слабое место заговорщиков – отсутствие легитимного оправдания насильственному отстранению от власти главы государства. Тактический шаг “верните Горбачева” придавал некоторую легитимность действиям самого Ельцина, которые до сих пор в глазах Запада выглядели не вполне законными. Кроме того, следовало учитывать и то, что западная общественность все еще находилась под влиянием “горбимании”. Буш, на второй день переворота наконец позвонивший Ельцину, сказал президенту России, что поддерживает его требование о возвращении Горбачева. Теперь Буша и Ельцина объединяла повестка дня, которая не ограничивалась долгосрочной стратегией построения демократии. Двумя главнейшими вопросами этой повестки были: остановить переворот и спасти Горбачева.

Заявление президента Буша, который, согласно Козыреву, “исправил неверное представление” о том, что Запад попустительствует заговорщикам, прозвучало во время пресс-конференции Буша в розарии Белого дома, начавшейся 20 августа спустя два часа после разговора с Ельциным:

Неконституционный захват власти – это оскорбление желаний и устремлений, которые советские народы лелеяли все последние годы… Сегодня утром я разговаривал с Борисом Ельциным, который возглавил Россию. в результате свободного волеизъявления [ее населения]. Я заверил г-на Ельцина в непрекращающейся поддержке Соединенными Штатами его цели – восстановлении г-на Горбачева в качестве конституционно избранного руководителя. Г-н Ельцин воодушевлен поддержкой советских людей, а также их упорством перед лицом непростых испытаний. Он выразил благодарность за то, что мы поддерживаем его и президента Горбачева.

Корреспонденты потребовали подробностей, но президент немногое смог добавить к сказанному. Один из вопросов коснулся дилеммы, стоящей перед администрацией: “Какую поддержку вы намерены оказать Ельцину – или вы собираетесь остаться в стороне и поддерживать его только на словах?” Буш придерживался линии, которую уже озвучил: поддержка сведется к солидарности с оппозицией и давлению на заговорщиков, которым будет крайне трудно без западной экономической помощи. Однако в глубине души Буш уже был готов пойти дальше 3.

После пресс-конференции Буш направился в Овальный кабинет. Там к нему присоединились советники. Президент стал обсуждать с ними, что еще можно сделать для поддержки Ельцина. Ежечасно приходили вести о противодействии перевороту. Поступали сообщения (еще не подтвержденные) о том, что в стане заговорщиков появились первые “перебежчики”: заявил о своем недомогании премьер-министр Валентин Павлов, якобы вышел из состава ГКЧП маршал Дмитрий Язов. Не обошлось без разногласий среди военачальников и руководителей крупнейших союзных республик, включая таких политических тяжеловесов, как лидеры Казахстана и Украины Нурсултан Назарбаев и Леонид Кравчук, которые заняли выжидательную позицию. Принимая во внимание факты, Буш и его советники решили усилить давление. В заявлении о непризнании заговорщиков появилась конкретика. Новый посол США Роберт Страус, принявший присягу и собиравшийся в Москву, получил распоряжение не вручать верительные грамоты путчистам. К радиостанции “Голос Америки” обратились с просьбой помочь Ельцину распространить его обращение на весь Советский Союз. Просьба была выполнена 4.