Сергей Плохий - Последняя империя. Падение Советского Союза

“Какое посольство? – возразил не менее удивленный Ельцин. – Нет, никакого посольства не надо, поехали обратно”.

Коржаков приказал водителю ждать. Ельцин передумал – как нередко бывало, в последний момент.

Политический инстинкт взял верх над инстинктом самосохранения. Даже рискуя попасть под арест или погибнуть, Ельцин стремился выжить политически, а этого было нельзя достигнуть, укрывшись у американцев. “Это значило бы, что я сам перебрался в безопасное место, а их оставил под пулями”, – вспоминал позднее Ельцин. Президент не был лишен и национальной гордости, которую умело пускал в ход. “При всем уважении к американцам, у нас не любят, когда иностранцы принимают слишком активное участие в наших делах”, – писал Ельцин в мемуарах. Это было еще мягко сказано. Многие избиратели мыслили категориями холодной войны и считали Соединенные Штаты главным врагом. Годы перестройки не ослабили эти чувства, а уход СССР из Восточной Европы, дополненный экономическими неурядицами, лишь усилил неприязнь к благополучному Западу.

На ночь Ельцин спустился в подвал под Белым домом. Он прислушивался к звукам автоматных выстрелов, время от времени доносившихся снаружи, и ждал штурма. К нему присоединились демократические лидеры Москвы. Там находились также мэр Гавриил Попов и его заместитель Юрий Лужков. С заместителем мэра приехала беременная молодая жена. Она принесла домашней еды и ощущение покоя, которого так не хватало осажденным 16.

В пять часов утра, когда в Москве отменили комендантский час, американский поверенный в делах Джим Коллинз смог осмотреть поле ночной битвы. “Те полдюжины БМП, которые после полуночи угодили в ловушку в туннеле под Калининским проспектом, сдались силам РСФСР”, – отрапортовал дипломат. Неназванный источник в штабе Ельцина (имя в тексте посольского доклада, рассекреченного в США, вымарано) после шести часов утра позвонил в посольство и сообщил, что десантники, направлявшиеся к Белому дому, остановились после того, как к их командиру подошли люди из российского правительства.

Около восьми часов новость об отводе войск была подтверждена по факсу, пришедшему в посольство США из РИА “Новости”. Высокопоставленный чин в Министерстве обороны заявил, что военные “ни завтра, ни послезавтра” и помышлять не будут о захвате Белого дома. Похоже, переворот провалился. Толпа, которую Коллинз увидел у Белого дома в пять часов утра, редела, немало защитников разошлось по домам. Коллинз передал американским служащим, которые провели беспокойную ночь в здании посольства, что они могут без опаски возвращаться в свои квартиры 17.

Для большинства защитников Белого дома новость об отводе войск стала неожиданностью, однако некоторые факты указывают на то, что Ельцин и его окружение узнали об этом раньше. Так, глава КГБ Крючков позвонил Ельцину и сообщил об отмене штурма. Кроме того, российский президент был осведомлен о планах путчистов лучше, чем они могли предположить. Через несколько лет некий американский политик, беседуя с журналистом Сеймуром Хершем, лауреатом Пулитцеровской премии, рассказал, что по приказу президента Буша велся перехват телефонных разговоров между организаторами переворота и советскими военачальниками.

“Для общения с военными чинами министр обороны и председатель КГБ пользовались максимально защищенными линиями, – писал Херш, ссылаясь на свой источник. – Мы оперативно информировали Ельцина о содержании звонков. Значительная часть задействованных военачальников не отвечала на вызовы”. Согласно данным Херша, в ельцинский Белый дом был направлен связист из посольства США, который обеспечил устойчивую связь с советским военным руководством. “Ельцин имел возможность обращаться к ним напрямую и убеждать их оставаться на местах”, – рассказал неназванный источник Херша 18.

Ни Буш, ни сотрудники его администрации в мемуарах ни словом не обмолвились о передаче разведданных Ельцину. Если это правда, то они нарушали подписанный президентом всего за четыре дня до переворота закон, признававший незаконным проведение тайных операций за рубежом без ведома Сената. Что касается большинства материалов администрации Буша, так или иначе связанных с разведдеятельностью и до сих засекреченных, можно лишь догадываться, передавались ли Ельцину какие-либо сведения. Неизвестно, могли ли американцы прослушивать переговоры советского военного командования, и если да, влияло ли это на исход переворота. В расшифровках телефонных переговоров Буша с Ельциным нет и намека на передачу материалов прослушки.

Двадцать первого августа Буш дозвонился Ельцину из своего поместья в Кеннебанкпорте, куда он вернулся после краткой поездки в Вашингтон. В Мэне была половина девятого утра, в Москве – половина четвертого. Буш вспоминал, что голос Ельцин звучал гораздо увереннее, чем накануне: он благополучно пережил ночь и, по словам Роберта Гейтса, превратился в “ключевую фигуру”. Буш поинтересовался у президента России: “Мы хотим сделать все возможное, чтобы помочь. Есть у вас какие-либо предложения?” У Ельцина не было дополнительных требований: “Я не вижу, чтобы вы могли помочь как-нибудь иначе, кроме как поведать миру о нашем непростом положении и заявить о моральной поддержке”. Что касалось предстоящего ареста заговорщиков, Ельцин сказал: “Я не могу посвятить вас в детали по этому телефону”. Буш ответил: “Понимаю” 19.

Российского президента теперь сильнее тревожил не возможный штурм Белого дома, а политические маневры оппонентов. Ельцин сказал Бушу, что в Крым, на встречу с изолированным президентом, кроме двух сохранивших лояльность Горбачеву помощников, отправилась и российская делегация. “К сожалению, – объяснял Ельцин, – за сорок минут до отбытия нашей группы туда же вылетело пять членов хунты, включая Язова. Цель их ясна: первыми оказаться у Горбачева и либо вынудить его подписать какой-нибудь документ, либо переправить куда-то, куда мы не знаем. Я же сейчас пытаюсь согласовать свои действия с Кравчуком, чтобы перехватить их, заставить приземлиться в Симферополе и не допустить к нему [Горбачеву] первыми”.

Также Ельцин сообщил, что его оппоненты убеждали членов Верховного Совета СССР, который должен был собраться 26 августа, дать юридическую поддержку действиям ГКЧП. Заговор, по мнению Ельцина, мог потерпеть поражение на поле боя, но выиграть политически. Судьбу путча мог решить Михаил Горбачев.

В предыдущие дни Ельцину удалось показать незаконность переворота и утвердить себя в глазах закона, потребовав освобождения Горбачева. По мнению самого Ельцина и его соратников, это была опасная игра. Многие считали, что Горбачев был не жертвой заговорщиков, а подстрекателем и кукловодом. Что вышло бы, если бы заговорщики оказались у Горбачева первыми и убедили его присоединиться к ним? Российская делегация должна была не допустить этого. Ельцин отправил в Крым своего вице-президента, генерала Руцкого, с группой вооруженных офицеров. Он также хотел, чтобы главнокомандующий советскими ВВС маршал Шапошников, который поддерживал его в течение всего переворота, заставил самолет заговорщиков отклониться от курса или сделать вынужденную посадку, позволив российской делегации опередить их. Но Шапошников был бессилен: никто не мог отдать президентскому самолету команду на приземление, кроме начальника Генштаба.