Леся Рябцева - Эхо Москвы. Непридуманная история

М. МОРОЗОВА: Чтобы делали у меня!

С. БУНТМАН: Правильно! «Почему в эфире, – спрашивает Ирина, – вы озвучиваете сообщение одних и тех же людей – Диана, Митек. Складывается впечатление, что аудитория «Эха» очень маленькая». Нет, Ирина. Не маленькая.

М. МОРОЗОВА: Все на усмотрение ведущего.

С. БУНТМАН: Я читаю то, что мне интересно. Все на свете я не читаю. Читал бы все на свете, я думаю, что осеннее увядание ушей всей нашей многотысячной аудитории проходило бы постоянно. Так… «Что-то Маша Вас, Сергей, слегка подавила, а?» – Кэмел из Москвы. Дорогой Кэмел…

М. МОРОЗОВА: Ух!

С. БУНТМАН: …нет, я очень внимательно слушаю Машу, как всегда. И по телефону, и здесь. Потому, что Маша чрезвычайно толковая. И референтская служба, хотя у нас бывает масса претензий…

М. МОРОЗОВА: Да и у меня бывают претензии, и к себе бывают.

С. БУНТМАН: Но на самом деле, это одна из самых важных, это без хребта ничего не будет, мне кажется. Вообще не будет ничего! Даже служба информации может рухнуть, если не будет референтов редакции. «Сколько раз в день Вы кушаете?» – спрашивает Илья.

М. МОРОЗОВА: Один.

С. БУНТМАН: Да. У нас нет официального обеденного перерыва.

М. МОРОЗОВА: Да. Я дома ем, завтракаю. Главная еда.

С. БУНТМАН: Так что, если вы хотите рациональной жизни с элементами цыганского табора, то добро пожаловать к нам.

М. МОРОЗОВА: Но мы не кочующий табор, оседлый.

С. БУНТМАН: Стационарный цыганский табор. Без кочевания и ресторана. Нравится такое дело?

М. МОРОЗОВА: Нравится! И полувоенная организация.

С. БУНТМАН: Да. Военизированная цыганская народная армия. Вот так вот! Вот, примерно мы с Машей за это время охарактеризовали все. Маша Морозова – главный референт у нас. Ты хочешь стать Генеральным референтом «Эха Москвы»?

М. МОРОЗОВА: Нет. А у нас нет такой должности.

С. БУНТМАН: Пока. Хорошо. А если будет – станешь. Это я сказал!

М. МОРОЗОВА: И если захочу – стану.

С. БУНТМАН: Маша Морозова в программе «Сотрудники». Мы с вами прощаемся. Помаши всем ручкой, Маша. Вот, помахала Маша ручкой. А Машу вы слушаете постоянно, когда она на смене, по телефону.

Сразу скажу, что «Эхо» – то место, где приятно проводить время и куда приятно возвращаться после выходного или отпуска. Честно. Конечно, ранние подъемы на утренние смены звукорежиссера, корреспондента и особенно на «развороты» – та еще «радость». Зато когда появляешься в редакции, становится легче. И бодрее. Без кофе, разумеется, не обходится.

«Эхо» – это любовь и дружба. Работая первый год, был в полной уверенности, что в этой «большой семье», как бы банально это ни звучало, все дружат. Наивный очень. Не все в этом коллективе, как выяснилось, идеально и гладко. Но сейчас могу признаться: большинство моих коллег – «Человеки» с большой буквы. Отзывчивые, добрые, веселые, остроумные (в нашем цехе одна из важнейших характеристик). И, само собой, профессиональные.

В моей трудовой книжке (давно ее, кстати, не видел) упоминается только «Эхо Москвы». Даже неофициальных заработков до этого вроде не было. Первая работа, как первая любовь – помнишь потом всю жизнь. А еще «Эхо» – это болезнь. Вирус. Вряд ли смертельный, но заразный. Как лечится, не знаю.

Первый раз я совершенно отчетливо осознал, что работаю тут вообще-то уже довольно давно, когда у нас на «Эхе» появилась одна чудесная студентка. Помимо чудесности была у нее одна важная для меня особенность, про которую я узнал абсолютно случайно. Она родилась 10 апреля 1992 года. И тогда я сказал ей: «Голуба моя, в тот день, когда ты родилась, я первый раз вышел в эфир на нашей радиостанции».

И вот она родилась, росла, ходила, наверное, в садик и совершенно точно ходила в школу, в студентки подалась, выучила два иностранных языка (а я до сих пор только по-русски, и то со словарем) – а я, стало быть, все на «Эхе» и на «Эхе». И при этом никак не могу назвать себя ветераном, потому что навскидку перечислю десятка полтора товарищей и подруг, которые пришли в редакцию еще раньше.

Что мы тут делаем все? Так долго и упорно! За те полтора десятка «дедов» ответить не возьмусь, а за себя попробую.

Ну, во-первых, на радио работать очень легко. Это вам не телек. На телеке масса всяких геморроев, сложной техники, свет, грим, пятьсот согласований с дюжиной начальников. Там пока до эфира допустят – годы пройдут.

Да и в газете с журналом тоже хуже, чем на радио. Потому что в газете и журнале какой-никакой, а текст требуется. А на радио – что? Пришел, сел в прямой эфир – и безо всякого текста говоришь, что в голову придет. К тому же тебя не видно! Ты можешь появиться небритым. Можешь ходить в одном свитере две недели. Можешь быть в принципе некрасив – но от тебя, кроме голоса, ничего не требуется. Даже после того, как к нам подключили – дай бог ему здоровья – «Сетевизор». Все равно: «Сетевизор» – это замочная скважина и видно в нем как в обычной замочной скважине.

Поэтому работать на радио мне понравилось сразу, а потом как-то уже привык. «Часть корабля – часть команды», врос в палубу и в борт. Теперь, чтобы уйти отсюда, нужны какие-то очень веские аргументы. И как ни крути, лучшие годы жизни – здесь. Можно сказать, что «лучшее, конечно, впереди», но какие же они еще, годы с 19 до 43, если не лучшие?

Нет, минусы тут тоже имеются. Обогатиться сказочно на «Эхе» трудно. Говоря откровенно, вообще невозможно тут никак обогатиться. Знали бы вы, с какой горькой ухмылкой слушаем мы проклятия наших благодарных слушателей, которые кричат, что мы разваливаем Россию на деньги Госдепа. Господи! Где эти деньги уже? Когда, наконец, дойдут до нас?! Что же мы все разваливаем и разваливаем, как дураки, забесплатно?

К тому же, скажу я вам по секрету, наш предводитель – редкой души человек. Лучшая похвала от Алексеича – это когда он спокойно пройдет мимо тебя и скажет: «Привет». Но не дай бог налажаешь! Каска и бронежилет, а заодно беруши в такие моменты – твои основные гаджеты. Правда, если бы он убивал нас всякий раз, когда грозился это сделать, в эфире уже давно была бы тишина, а коридорах на Арбате – пустыня. Так что пережди атаку – и отправляйся исправляться, шанс тебе дадут.

Вот вы можете спросить меня: а действительно ли у вас там прямо-таки образовался Уникальный Журналистский Коллектив? Правда ли, что вы все – как одна семья?

Про семью отвечу – нет. Семья у человека все-таки должна быть дома, а не на работе. Хотя некоторые на работе бывают чаще, чем с семьей, а коллег видят больше, чем родственников.

А вот коллектив действительно очень славный. Насколько он уникален – судить не берусь, поскольку по вышеизложенным причинам иных коллективов в моей биографии и не было. Но что народ на «Эхе» всякий раз подбирается из поколения в поколение хороший и дружный – это правда. В коллективе, конечно, бывает всякое, но откровенных мерзавцев, подлецов, карьеристов и тому подобных отрицательных персонажей я так навскидку и не припомню. Бывали, наверное, и такие, но в памяти не отложились. Потому как надолго и не задерживались.