Коллектив авторов - Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)

Важный вопрос, по которому детские психиатры послевоенных лет явно расходились с педологами и дефектологами 1920 – 1930-х, – это вопрос о влиянии социального окружения на психопатологические процессы. Связав психические аномалии и порожденное ими девиантное поведение со специфическими травматическими переживаниями, послевоенные врачи смогли описать причины этих отклонений как внешние по отношению к ребенку, но не связанные с политическими или социальными проблемами советского общества.

В отличие от педологов и дефектологов 1920-х детские психиатры 1940-х при упоминании «социального окружения» подразумевали только узкий круг семьи или недостатки конкретных педагогов. Как писала Симсон в своем пособии для матерей и учительниц, «…в Советской стране нет причин для широкого распространения детской нервности и уклонений в поведении ребенка и подростка». Симсон изображала советское общество как в целом здоровое; по ее мнению, это его состояние подтверждалось героическим и дисциплинированным поведением советских детей во время войны. Но все-таки Симсон оговаривала, что «в отдельных случаях» нервозность могла быть побочным явлением, связанным с болезнью или травмирующим воспитанием 281. На фоне прошедшей войны разговоры об ослаблявших детскую нервную систему инфекциях и недоедании и высказывания о существовании многочисленных травматических ситуаций не воспринимались как критика советского общественно-политического строя в целом.

У произошедшей в 1940 – 1950-е годы медикализации детского девиантного поведения было существенное социальное измерение. Применительно к стратегиям детских психиатров этот процесс надо, безусловно, рассматривать как попытку защитить собственный профессиональный престиж и обрести твердую почву не только в академических кругах, но также и в сфере образования и социальной политики. Историк Анжела Тернер вслед за П. Конрадом отмечает, что процесс медикализации «расширяет регламентирующее воздействие медицины на общество» 282.

С точки зрения Г. Сухаревой, «лучшими организаторами психиатрической помощи» были ученые и врачи-клиницисты. Предполагалось, что они должны не только принимать детей амбулаторно, но и посещать их дома (квартиры), школы, детские сады и выявлять тех, кто нуждался в «клинических наблюдениях». В то же время тезис об «единстве и неделимости клиники и организации помощи» 283снова выдвигал на передний план гуманитарную социальную политику. При таком понимании лечебные заведения могли и впредь действовать как институции воздействия на «отклоняющихся» детей – альтернативные трудовым колониям МВД.

Уже во время войны советские медики активно выступали за восстановление тех учреждений, где лечение, перевоспитание и профилактика могли бы исправлять нанесенный военными условиями вред и реабилитировать детей с отклонениями в поведении. В существовавшей до войны в РСФСР и Украине маленькой, но стабильной сети специальных школ и учреждений стационарного типа для психически больных детей лечебная и педагогическая работа была прервана после начала военных действий. Большая часть детских психиатров была призвана в армию, а основная часть учреждений, которые раньше были детскими нервно-психиатрическими санаториями, превращены в военные госпитали 284. Осенью 1943 года обеспокоенные этой ситуацией психиатры Г.Е. Сухарева и Е.А. Осипова официально обратились к руководству Наркомздрава с тревожным отчетом – тем самым, где было использовано понятие «моральной травмы». Авторы писали, что вызванные войной шок и страдания влияли на нервное здоровье нового поколения и вызвали рост числа психически больных несовершеннолетних. Они доказывали, что Наркомздрав СССР обязан вновь заняться помощью таким пациентам, и призвали этот комиссариат увеличить подготовку сотрудников для специализированных детских учреждений 285.

Авторы отчета заявляли, что в военных условиях их опыт должен быть использован не только для обычной борьбы с детской безнадзорностью, но также и при решении всех связанных с детьми юридических проблем. С их точки зрения, многие проблемы отклоняющегося поведения детей имели «социально-психиатрический характер» и могли быть позитивно разрешены только после создания сети детских нервно-психиатрических приемов, санаториев, кабинетов и колоний 286. В 1947 году Сухарева повторила эту же мысль и заявила, что стационары для детей с «пограничными состояниями» должны занимать в сети детских психиатрических учреждений «особое место». По ее словам, «при организации терапевтических мероприятий большое значение следует придавать педагогической работе с детьми. Хорошая детская психиатрическая больница является в то же время и лечебно-педагогическим учреждением» 287.

В конце 1940-х – начале 1950-х годов в поддержку Сухаревой и Осиповой высказались и другие детские психиатры и сотрудники Наркомздрава. Так, А.И. Доброхатова, З.А. Соловьева, Тадосова 288и Е.Н. Хохоль призвали провести круглый стол, во время которого представители органов здравоохранения, просвещения и социального обеспечения могли бы обсудить послевоенную реорганизацию специальных образовательных учреждений для детей с неврологическими заболеваниями и для несовершеннолетних инвалидов различных категорий 289.

Подготовка подобного совещания затянулась. Только в марте 1957 года ученые и чиновники трех министерств встретились на I Всесоюзной научно-практической конференции по детской психиатрии. В своих дискуссиях они использовали ту аргументацию, которую развивали в предыдущие пятнадцать лет. В условиях проводившихся Хрущевым реформ специалисты настаивали на праве различных типов детей с отклоняющимся поведением получать медико-педагогическую помощь в сети специализированных учреждений. Хотя в выступлениях и были сделаны все надлежащие риторические «поклоны» с официальной критикой в адрес педологии, фактически в СССР уже началось возрождение дефектологии в широком, «педологическом» смысле слова.

Так, например, в своей пленарной речи на открытии конференции профессор Д.Д. Федотов 290осудил «серьезные методологического характера ошибки», допущенные «некоторыми детскими психиатрами», увлекавшимися «педологией, фрейдизмом и кречмерианством», и напомнил слушателям, что основой для возникновения психопатологий у советских детей является не социальное окружение, а сочетание инфекционных заболеваний и «неблагоприятные условия воспитания». Однако, говоря о лучших методах исправления детских «психопатических отклонений», Федотов предложил не что иное, как старую дефектологическую «систему медико-педагогических мероприятий по устранению намеченных дефектов личности». Врачебная помощь детям с психопатологическими состояниями, педагогическая работа во вспомогательных школах, логопедическое лечение и воспитание детей с физическими нарушениями должны были перейти в ведение одной «новой» дисциплины, которую Федотов назвал «медицинской педагогикой» 291.