Юрий Поляков - Государственная недостаточность. Сборник интервью

Прививается же такая идеология, безусловно, в школе. Я называю ее ратным сознанием, то есть пониманием человеком необходимости защищать свою Родину. Ученику должно внушаться, что он гражданин России и обязан служить в армии. А государство должно позаботиться о том, чтобы он вернулся оттуда не калекой и не моральным уродом, а нормальным крепким парнем.

– Ваша повесть «Сто дней до приказа» была посвящена как раз армии, ее тогда даже называли антиармейской…

– Но недавно один офицер сказал мне: «Знаешь, перечитал твои «Сто дней…» и удивился: чего тогда все так возмущались! Ведь по сравнению с тем, что в армии теперь, тогда был просто рай». Каждую неделю из сводок новостей мы узнаем о том, что солдаты падают в голодные обмороки, что офицеры увольняются пачками. В той армии, которую я описал в книге, была хоть какая-то боязнь закона. Однажды в нашей части кто-то из ребят стал рассказывать о том, что его товарищ «закосил». Мы тогда все испуганно оглянулись, не слышит ли кто-нибудь из офицеров. Теперь же любая молодежная газета может напечатать руководство для тех, кто решил «откосить» от службы.

А все потому, что нет национальной, патриотической идеи. Она должна витать в воздухе. Тогда и к армии готовить легче. А если рассуждать на уроке о том, должны мы были или нет выигрывать Отечественную войну, от страны вскоре останутся рожки да ножки.

Но мой опыт общения с учителями показывает, что, как правило, это очень порядочные люди. Особенно сегодня, когда они получают такую мизерную зарплату. Я снимаю перед ними шляпу, потому что они служат идее. Можно, конечно, служить безнравственной идее, но жизнь показывает, что ей служат только за деньги или за какие-то другие блага. О сегодняшней школе этого не скажешь.

Раньше все было проще. У Лены Ивановой машина и дача, потому что папа у нее профессор, или ударник труда, или слесарь какого-нибудь суперразряда. Теперь же Лена Иванова одета беднее всех, у нее нет ничего, потому что папа у нее ученый, кандидат технических наук. Зато у ее одноклассника есть все, что и не снилось профессору в советские времена. Папа у него ходит с цепью, а под перчаткой носит кастет. На каких ценностях воспитывать детей? На вечных, понятно. Но сегодня это гораздо сложней.

– Как помочь школе? Где взять деньги, чтобы поднять профессию учителя на должный уровень?

– Дело в том, что создание класса собственников стоит гораздо дороже, чем его ликвидация. Предпринимателям создали условия для обогащения. Помните, как было задумано? Они обогащаются и обогащают других, тянут за собой средний класс и т. д. А они взяли и увезли деньги за границу. По самым скромным подсчетам, четыреста миллиардов долларов. На эти деньги всю страну можно было вывезти отдыхать на Канары, как в фильме «Ширли-Мырли».

Пока будет существовать система, при которой предприниматели будут крутить бюджетные деньги, а чиновники брать взятки за разрешение бизнесменам этими деньгами пользоваться, их будет взять неоткуда.

– Но ведь всегда в России и в СССР чиновники брали взятки. Разве нет?

– Да, вы правы, это было всегда. Но скажите, куда мог директор Нижнетагильского комбината потратить деньги? Они все равно оставались в стране. Ну, в крайнем случае он мог купить за границей видеомагнитофон. Если у какого-то партийного функционера на книжке появлялась кругленькая сумма, то власти интересовались: откуда столько, когда зарплата триста рублей? Между прочим, в демократических Соединенных Штатах нашего разведчика Эймса вычислили именно по богатому коттеджу. А ведь он был завотделом в ЦРУ.

Необходимо вернуть государству регулирующую функцию. Оно должно следить за тем, чтобы чиновник не брал взятки, а заработок предпринимателя не шел во вред стране. Не затем, чтобы на земле был рай, а чтобы не было ада, как сказал русский философ Владимир Соловьев. Я верю, что у России сработает инстинкт самосохранения, он в критический момент срабатывал у многих государств. И она выплывет. Но для этого все мы должны вложить свою лепту. И в первую очередь интеллигенция. А не занимать такую позицию, какую она заняла в семнадцатом году, мол, моя хата с краю. Если тебе хорошо, это еще не значит, что хорошо всей стране. Существует Государственная дума, куда официально народ выбирает своих посланников. Но есть еще и неофициальная, Небесная дума, куда человек, который стоит у станка или пашет, делегировал нас с вами, потому что по роду своих занятий у него нет времени заниматься такими Проблемами. И мы не имеем права не оправдать его доверия. Если на площадь выходит даже один недовольный человек, стоит задуматься, а если это треть Москвы, пора бить тревогу.

Ко мне заходили знакомые, открывали «Козленка в молоке», и любое общение с ними становилось невозможным. С книжкой они пили чай, смотрели телевизор и принимали участие в беседе. Уходя, все просили ее «до завтра». А ее автор, Юрий Поляков, уже начал писать новую – «Гипсовый трубач». И мы все откладывали встречу по разным причинам, пока наконец не встретились в редакции.

– «Каждое неверное слово – пуля, выпущенная в чужое сердце», – говорит единственный положительный герой вашей новой книги Костожогов. Вам не страшно, что вы можете убивать?

– Страшно. И я стараюсь, чтобы литература моя не была злой. Человек, который чувствует свою неправоту, в тексте сползает на злость. Может, от моих вещей возникает грустное ощущение, но ведь не злое?

– Как вы отличаете талантливого человека?

– Если говорить о стихах, то от хороших стихов у меня выступают мурашки. А если о прозе, то считаю ее талантливой, когда не понимаю, как это сделано. Я даже говорю тогда: «Я должен разобраться в этом писателе». А у большинства писателей, особенно экспериментально-авангардного направления, я вижу, как это сделано и для чего, уже с первого абзаца.

– Есть у вас моменты в жизни, за которые вам стыдно?

– Стыдно… Нет. Совестно, да. По большому счету я ведь никому не изменял, не бросал детей в малолетстве, не совершал чудовищных подлостей, не плевал на режим, который меня вскормил. А совестно бывало за то, что когда-то где-то промолчал, где-то оказался в дурацкой ситуации в силу своей общественной деятельности, но это были такие мелкие компромиссы. Я не изменял себе.

У меня была книжечка про маршала Блюхера, написанная по заказу «Детгиза», но мне ее не стыдно перечитывать, она даже смелой была для своего времени. Я там писал о белых. У нас же все по фильму «Чапаев» думают, что они были вооружены до зубов. А на самом деле все было наоборот, и белым даже иногда вместо пулеметов приходилось использовать трещотки. Ведь революция финансировалась из-за рубежа, и белых никогда так не финансировали, как красных. Да, я это писал для денег. Я тогда ушел на вольные хлеба, в 84-м году, а до этого был главным редактором газеты «Московский литератор».