Юрий Поляков - Государственная недостаточность. Сборник интервью

Нас обдал грязью пронесшийся мимо «Мерседес» и почти тут же остановил гаишник – Поляков пошел платить.

1. Когда в 1976–1978 годах я служил в армии в Германии, то по заданию замполита изображал Деда Мороза. Послал жене фотокарточку, где я – Дед Мороз, а она решила, что мне доверили роль Снегурочки. Таким я был юным…

2. Самое неприятное – что не успел закончить мой новый роман, который планировал завершить в 1996 году. А самое приятное – что я его все-таки начал.

3. Самое заветное желание – чтобы в 1997 году мне наконец-то не было бы стыдно за российскую власть.

– Какова, по-вашему, роль писателя в России сегодня?

– Если говорить о современном положении, то эта роль умаляется. Умаляется в том смысле, что убывает; людям, поставленным в жесткие условия борьбы за хлеб насущный, попросту некогда читать и не на что покупать книги. Почти лишенная государственной поддержки, издательская система выпускает «верняк» – детективы, эротику, забойную фантастику, «надежную» классику, а если и выходит современная отечественная литература – то незначительными тиражами. Наконец, многие писатели, не имея возможности «кормиться» серьезной литературой, зарабатывают кто чем может. Беря в руки сорок четвертый или сто двадцать первый том, рассказывающий о крутых приключениях отечественного гангстера или юной эротоманки, не сомневайтесь, что в половине случаев за квазиимпортной фамилией автора скрываются отечественные литературные «негры», причем, возможно, кто-то из них когда-то радовал вас своей тонкой, изысканной прозой.

Но умаляется эта роль и в другом смысле – она сознательно принижается. Обратите внимание: серьезные, думающие писатели почти исчезли с телеэкрана, их сменили «скетчисты», как в свое время удачно охарактеризовал эту группу литераторов Сергей Есин. Почему это произошло? А вы вспомните, кто в конце 80-х громче всех предупреждал о пагубности скоропалительных реформ, о том, что рынок совсем не панацея… Это были российские литераторы, вот их и «отключили», чтоб не мешали. Конечно, есть исключения, и некоторых серьезных писателей время от времени начинают широко пропагандировать, но все эти исключения объединяет одно общее правило: искренняя ли, притворная ли лояльность к нынешнему курсу…

– Мы плавно подошли к другому вопросу: писатель и политика.

– Писатель не может быть вне политики, даже если этого и хочет. Другое дело – совсем не обязательно, а может быть, и вредно становиться «горланом-главарем» какой-то политической группы. Тогда приходится делать выбор между литературой и политикой, ибо политик, пишущий под диктовку сердца (а в этом, собственно, и заключается талант), подобен шахматисту, который, садясь за игру, передает сопернику перечень всех своих будущих ходов.

Но меня больше занимает другое. Я просто поражен тем, с какой легкостью журналисты, да и иные писатели, отказались от той свободы слова, к алтарю которой было принесено столько жертв, включая, на мой взгляд, и целостность державы. Они словно сдали в гардероб белоснежный хитон свободомыслия, отработали положенное, стоя по брови в дерьме, а теперь, как ни в чем не бывало, снова облачились в белые одежды и, позвякивая в карманах сребрениками, завели с публикой прочувствованные беседы о вечных ценностях свободы. Но, как сказано: солгавши единожды, кто ж тебе поверит?! Если писатель перестает быть нравственным арбитром общества, он превращается в писарчука при самодуре-градоначальнике. Это омерзительно…

– Да, пресса и литература у нас продались власти всерьез и надолго, еще с советских времен. Но вернемся к тому, что же должен сегодня писатель делать.

– Прежде всего писать. Описать свое время – это почти понять его. К тому же те люди, те миллионы людей, которые вырывали друг у друга свежий номер «Нового мира» или «Нашего современника», которые до отказа заполняли залы во время поэтических вечеров, которые до хрипоты спорили о трифоновском «Старике» – они же никуда не эмигрировали, не вымерли… Пока… Они есть, они также ценят художественное слово и вопреки всему учат этому своих детей. Мы ведь были не просто читающей страной. И как только мы перестанем быть считающей нацией (считающей, хватит ли на хлеб), мы снова станем самой читающей. Во всяком случае, мне хочется в это верить.

Есть и еще одна важная обязанность у писателей – противостоять новому агитпропу, у которого, как и у прежнего, та же задача – выдавать желаемое за действительное. Даже советской литературе это противостояние удавалось, и, несмотря на цензуру, а иногда и репрессии, она сохранила правду о той эпохе. Впрочем, звон злата иногда делает то, что не в силах сделать с людьми звон кандалов…

Наконец, именно современная отечественная литература, опираясь на классику, дореволюционную и советскую, должна противостоять агрессии западной, в основном американской, культуры. Вы, наверное, обращали внимание на то, с каким удовольствием люди сегодня смотрят старые фильмы и слушают записи «советской эстрады». Парадокс заключается в том, что «советское», первоначально задуманное для разрушения и замещения «русского», сегодня стало его оплотом и вместилищем. Сразу оговорюсь, что под «русским» я подразумеваю русскую цивилизацию, в которую может влиться человек любой крови, было б искреннее желание. Конечно, возвращение в советскую эпоху невозможно, да и не нужно, но это совсем не значит, что мы должны бездумно принять законы мира, развивавшегося совсем иными путями. Есть такая самодовольная поговорка: что русскому здорово, то немцу – смерть… Но ведь у этой поговорки есть и обратный, очень тревожный смысл: что немцу здорово, то русскому – смерть…

Наконец, мы живем теперь в иных границах, в иных экономических и геополитических обстоятельствах. 25 миллионов русских оказались за рубежом. Родная Украина (у меня жена украинка) собирается в НАТО. Американцы ездят к нам с инспекциями, как прежде инструкторы райкома в отсталый колхоз. Заводы стоят, а прилавки завалены неликвидами со всего мира. Армия воюет в пределах собственной страны… Кем сегодня мы осознаем себя? К чему должны стремиться? Так вот, помочь людям осознать себя нынешних должна прежде всего литература. Собственно, это и есть первый шаг к формулированию национальной идеи, о чем уже заговорил и президент Ельцин.

– В вашей нашумевшей повести «Демгородок», по-моему, очень точно спародирован генерал Лебедь в образе адмирала Рыка…

– «Демгородок» я начал писать сразу после событий августа 91-го. Я ни секунды не сомневался, что все происходящее – грандиозная геополитическая интрига, а никакое не противостояние демократии и тоталитаризма. Очень тяжело переживал развал страны, мне было совершенно очевидно, что в результате беловежского раздела в территориальном отношении выиграли все республики, за исключением России. А потом начались реформы, за которые в той же Америке «реформаторов» линчевали б через полгода. Но не так в России… у нас История обычно «наказывает» тенденцию, политическую силу и гораздо реже – людей, персонально виновных в страданиях собственного народа. Я решил хотя бы в воображении восполнить эту несправедливость. Так возник замысел «Демгородка» – строго охраняемого садово-огородного товарищества, куда собраны все «врагоугодники и отчизнопродавцы». Но ведь кто-то должен был их туда отправить! Так появился адмирал Рык, командир атомной подводной лодки, диктатор, захвативший власть и начавший наведение порядка с наказания всех виновных – от оголтелых коммунистов до ошалелых демократов. Повесть увидела свет буквально за неделю до октябрьских событий 1993 года и вызвала яростную критику либеральной прессы.