Николай Усков - Неизвестная Россия. История, которая вас удивит

К этому времени Наполеон Бонапарт уже достиг звания бригадного генерала. Любопытно, что у Екатерины был шанс встретиться с Наполеоном. В 1788 году он, тогда еще 19-летний лейтенант, искал должности офицера в екатерининской армии, но не согласился перейти на русскую службу с потерей одного чина. В год смерти императрицы, в 1796-м, генерал Бонапарт отправится в свой Итальянский поход, а еще через три года станет Первым консулом республики. Узкая лазейка истории, в которую могло просочиться гигантское честолюбие Екатерины Великой и поглотить Константинополь, навсегда захлопнется для России.

«Человек недюжинный, ловкий, храбрый, опередивший своих современников и даже, может быть, свой век», Екатерина по собственному опыту хорошо знала предмет – роль личности в истории. «Счастья не так слепо, как его себе представляют». Не случайно она скажет в шуточной эпитафии, что обладала «веселостью от природы, душою республиканки и добрым сердцем». А в письме барону Гримму, вернувшемуся из путешествия в Рим, где он часто вспоминал о Екатерине, заметит: «Поскольку вы нашли там столь мало древних римлян, это вам напомнило о душе самой республиканской из всех, которые вы знаете, и по случайности это я». Екатерина, усердная читательница Плутарха, Тацита и других римских историков, ставила себя в один ряд с республиканскими деятелями Древнего Рима, трибунами, диктаторами и императорами, которые достигли высшей власти личным подвигом, военными и государственными заслугами – республиканскими добродетелями, а не правом рождения. В этом смысле она ощущала свое родство и с предсказанным ею Наполеоном. Но совершенно не видела близости ни в тетке, императрице Елизавете, ни в муже, ни в собственном сыне, государях по рождению.

«Душа республиканки» была, конечно, укутана горностаевой мантией и придавлена большой императорской короной весом под два килограмма, с 4936 бриллиантами и 75 жемчужинами – творением знаменитых ювелиров Георга-Фридриха Экарта и Иеремии Позье. Но даже в таком блистательном обрамлении она потрясла и перевернула всю российскую жизнь. Не случайно профессор Леонтович начал свою классическую «Историю либерализма в России» с царствования Екатерины Великой. Крупный знаток XVIII века профессор Каменский считает Екатерину при этом «самым успешным реформатором во всей истории российского реформаторства, ибо ей удалось почти полностью реализовать задуманное, реализовать настолько, насколько это вообще было возможно в конкретных исторических условиях ее времени без риска нарушения политической стабильности».

Внук Екатерины Александр I обещал править «по законам и по сердцу своей премудрой бабки», но вскоре после Отечественной войны 1812 года оставил попытки что-либо переменить в стране и погрузился в ипоходрию, столь презираемую Екатериной. Ее правнук – великий реформатор Александр II, который воздвиг знаменитый памятник императрице в Санкт-Петербурге в 1873 году, был убит террористами, так и не доведя начатое до конца. Вступивший на престол меньше чем через сто лет после смерти Екатерины, Николай II проведет весьма радикальные либеральные реформы. В частности, они позволят, наконец, снять цензурный запрет на публикацию «Записок» Екатерины. Впрочем, Николай II, очевидно, не был либералом, но и жестоким деспотом стать не сумел. В ситуации острейшего кризиса Первой мировой войны, обессилев и погрузившись в ненавистную нашей героине ипохондрию, он просто выронил власть из своих рук.

Революция 1917 года, кажется, отдаст пальму первенства антиправительственным либералам. Их традиция берет начало тоже в царствование Екатерины, с Радищева, так называемого дедушки русского революционного движения. Впрочем, вскоре революция 1917 года сметет и их. Правительственные и антиправительственные либералы вернутся в нашу политическую жизнь только в эпоху перестройки, их противостояние, ослабленное в правление Ельцина, снова обострится при Путине. И, глядя на происходящее, самое время задать вопрос: каким образом Екатерине Великой удалось достичь невероятных внешнеполитических побед, много превосходящих успехи Петра, осуществить продуманные, планомерные внутренние реформы, при этом не обескровить казну, не пасть жертвой заговора, не выронить власть и не выкупаться в реках крови? Ведь это редкий революционный период русской истории, к которому неприменимо наше вечное «лес рубят, щепки летят». Напротив, императрица вступила на российский престол, когда население России составляло 18 миллионов человек, к моменту ее кончины оно достигло 36 миллионов. Захват Екатериной власти даже не сопровождался обычными в таких случаях ссылками в Сибирь сторонников потерпевшего поражения клана. Французский дипломат граф Шуазель-Гуфье назвал Екатерину «доброй женщиной». И это, пожалуй, то, чем она была. Россия, которой якобы так нужна «твердая рука», совершенно преспокойно обходилась без нее на протяжении одного из самых продолжительных периодов своей истории и, кажется, самого успешного.

Прежде чем я продолжу мой рассказ, остановлюсь на терминах, за которые наверняка зацепятся некоторые читатели-педанты. Поскольку о терминах не спорят, а договариваются, попробую с вами договориться. Под «революцией» у нас обычно принято понимать что-то глобальное, связанное со сменой «общественно-экономических формаций». Эти чудища ума были порождены марксистами вовсе не с целью изучения истории, а для обоснования неизбежной победы коммунистической революции, то есть для захвата власти. В результате теория общественно-экономических формаций загоняла живую, бесконечно разнообразную реальность человеческой истории в довольно тесные однотипные клетушки. В них было убого, тускло и безлюдно. Не случайно книги марксистских историков – самое скучное чтение на свете.

Поскольку я отказываюсь от общественно-экономических формаций как чуждых истории клише – в конце концов историк не собирается захватывать власть, ему просто интересно, как оно там было на самом деле, – то и в термин «революция» я вкладываю совершенно другой смысл. Это насильственное изменение власти, в ходе которого нарушается прежний легитимный порядок и создается новый. Он сам является обоснованием своей легитимности, потому что претендует на качественное улучшение жизни людей.

Переворот отличается от революции тем, что обоснованием захвата власти считается восстановление справедливости – например, трон должен принадлежать не Ивану Антоновичу, седьмой воде на киселе, к тому же в пеленках, а дочери самого Петра, Елизавете, полногрудой пышущей здоровьем бабе. Переворот, таким образом, есть восстановление попранной легитимности. Строго говоря, таковыми в русской истории можно считать лишь три события – воцарение Лжедмитрия I в 1605 году в качестве чудом спасшегося царевича Дмитрия Ивановича, разрыв кондиций Анной Ивановной в 1730 году ради восстановления своих законных самодержавных прав и приход к власти Елизаветы Петровны в 1741 году. Переворот не возлагал на своего инициатора никаких дополнительных обязательств. Например, взяв власть, обе государыни уже исполнили свой долг и теперь могли преспокойно строить ледяные дома, щекотать карликов, развлекаться с любовниками, устраивать машкерады, танцевать, охотиться и бдительно следить за парижскими модами. Одна Елизавета Петровна оставила 15 тысяч платьев. Правление Лжедмитрия оказалось слишком коротким – около года, – чтобы судить о нем обстоятельно. Но характерно, что мятеж против царя начался как раз в разгар пышных свадебных торжеств Дмитрия Ивановича и Марины Мнишек, доселе в Москве невиданных. Некий промежуточный казус представляет собой отставка Никиты Хрущева в 1964 году. С одной стороны, в ней есть элемент насилия, но с другой – все легитимные процедуры были соблюдены, и Леонид Брежнев занял кресло первого секретаря ЦК КПСС, чтобы восстановить якобы попранные Хрущевым нормы коллективного руководства. Восстановив нормы, Леонид Ильич с удовольствием предался радостям жизни, в результате мы получили одно из самых благостных и буржуазных правлений в нашей истории. По своей смерти товарищ генеральный секретарь оставил коллекцию автомобилей, которая насчитывала от 49 до 324 единиц. Эдакий мальчиковый ответ 15 тысячам платьев Елизаветы Петровны.