Андрей Битов - Пятое измерение. На границе времени и пространства (сборник)

Л. Знаете, кого вы забыли?

Б. (иронично) : Гарина-Михайловского?

Л. Нет, Андрей Георгиевич, Чехова.

Б. Этого не может быть. (Разражается речью.) Чехов – конечно, маргинальная фигура. Как и Грибоедов, которого мы тоже умудрились упустить. Строго говоря, Чехов никому не корреспондирует в этом векторном кругу. Он рожден вопреки, а не после и не до, как Пушкин. Он, после Пушкина, опять как бы предлагает нам цивилизацию: живите по-человечески, меньше пейте, больше работайте, соблюдайте хоть какую гигиену, посадите дерево, подумайте об узниках – он обращается напрямую к нам, в тот опыт, который он до конца предвидел в связи с началом XX века. Он последний великий русский писатель в том же смысле, как и Пушкин первый. Это такая рамка великой русской литературы, созданной в каких-то восемьдесят лет, – Пушкин – Чехов: будьте, пожалуйста, людьми. Поэтому они оба еще ждут своего корреспондента по знаку, может, в XXI веке. Когда, можно предположить, не будет русских проблем – одни общечеловеческие: пушкинско-чеховские… Не только выжить людям – но выжить людьми. Может, они еще будут прочитаны, эти двое. Вообще ось Обезьяна – Тигр может показаться очень важной для России: какие-то все недовыявленные, вперед посланные, неазиатские русские… Тигр Чаадаев – Обезьяна Баратынский, Обезьяна Гончаров – Тигр Тургенев, Обезьяна Чехов… – кто ответил ему в наш век? Пастернак да Мандельштам. Потому что Мандельштам не Кот вовсе, а родился еще в год Тигра, как и Пастернак. Кстати, 10 февраля 1890 года – будет ли уже год Тигра? Или все еще год Быка… Тогда и Пастернак – не Тигр, а Ахматова…

Л. Это очень интересно – то, что вы отметили про Мандельштама и Пастернака. Это надо проверить, когда начинался год в 1890 году…

Б. Как это странно – настаивать на чем-то… Тут же нету… Знаете, что я вам скажу, то есть себе… Нельзя быть рожденным ни Лошадью, ни Водолеем… Как нельзя быть рожденным красавицей, певцом, мужчиной, балериной, русским, негром, математиком, Битовым, Левиным… Невозможно и нельзя, и ненужно выносить хоть какую-нибудь предопределенность. Нельзя быть тем, кем ты рожден, – можно только стать тем, чем ты рожден. Я непонятно сказал?

Л. На этот раз очень даже понятно.

Б. А год смерти важен?

Л. Конечно. А как бы вы думали?

Б. Да, про смерть лучше не надо… А место рождения?

Л. Еще бы! Важен даже час, даже минуты… Без этого вы не исчислите расположение светил. Ведь их взаиморасположение при рождении всего важнее, важнее просто принадлежности тому или иному знаку.

Б. Поэтому я и ограничился в своих предположениях зверями векторного круга… Зодиаки – дело профессиональное. Только странно… Необычная география… В прошлом веке каждый рождался в своей губернии, в своем уезде, в своей деревне… Вся Россия рождала их, а не одна Москва. А вот умирали чаще уже в столице… Перебирались… Впрочем, не только в Петербурге да Москве – по всему миру умирали русские писатели, только не у себя на родине.

Л. Герцен? Мы его забыли…

Б. Не только западники, не только и эмигранты… Славянофилы тоже умирали почему-то за границей.

Л. Может, там лучше была медицина?

Б. Может, у них были заграничные паспорта и валюта…

Л. Почему Чехов сказал: «Их штербе?»

Б. Потому что доктор был немец.

Л. Вы думаете, что только поэтому?

М. Б. ЛЕВИН (на следующий день) : Этот двенадцатилетний цикл хорошо разработан в отношении политиков. В отношении литературы, поэзии мне не приходилось встречаться с серьезными исследованиями на эту тему. То, что предложил Битов… я впервые сталкиваюсь с таким структурным подходом к литературе. С одной стороны, это структурный подход, а с другой – это дает неплохие, отчетливые представления о взаимодействии между литераторами: ведь литература еще и свои связи имеет… Такие вещи редко встречаются в астрологии, чтобы исследовались преемственность, передача, место человека в литературе. Поэтому сейчас я не могу провести точной астрологической экспертизы. По просьбе Битова, да и по собственному любопытству, я построил два круга, зодиакальный и векторный, и вписал в них наиболее известных писателей… Все это очень приблизительно, с профессиональной, астрологической точки зрения требует серьезных изысканий. Это не так просто, чтобы определять знак личности по одной лишь дате рождения. Мы тут же поймали себя на Грибоедове и Мандельштаме – это самая элементарная ошибка. Так что вот круги, и судите сами. В том, что набросал Битов, я вижу некий процесс построения здания, когда на пустом месте заполняется часть, потом начинается заполнение другой части… то есть строится вначале как бы фундамент, потом остальные части. Картину я вижу, но она еще не сформирована – трудно о ней сейчас судить.

Ну, что я могу сказать? Некоторые мои личные ощущения совпадают… Тот факт, что в Золотом веке напротив Пушкина нет никого, ни одного знаменитого писателя или поэта, говорит о том, что в Золотом веке нет ни одного продолжателя Пушкина (реального). В следующем веке это кто? – Вл. Соловьев и Ахматова, Волошин. На самом деле и они не являются продолжателями всего того, что заложено Пушкиным. На самом деле до сих пор нет реально ни одного продолжателя Пушкина. Нет такого яркого выражения продолжения, как Толстой – Солженицын. Или такой наглядности, как в год Змеи, который для России как будто выражает кармический цикл: что заложено в глубине души, все подсознание, все кризисы, скрытые, задавленные… Пушкин, конечно, занимает особое место. Не помещается в отведенную ему ячейку. Он как бы покрывает собой и весь цикл, и все циклы. Самое удивительное в том, что представил Битов, для меня как раз не цикличность, не последовательные взаимосвязи, а этот единый замысел русской литературы, все похоже на единый процесс построения некоего здания. Это часто бывает, что много циклов проходит, прежде чем появится плод из брошенного в почву семени. Справедливо считается, что очень глубокие проявления выявляются через много циклов. Как раз по поводу Пушкина мне вспомнилась идея краеугольного камня. Приведу пример, заимствованный мной из одной мистической книги. При построении пирамиды древними самый последний камень, который клали на вершину пирамиды, делался в самом начале и откладывался в сторону. А когда строительство всего здания завершалось, его поднимали наверх. Исходя из этой аналогии, у Пушкина не только нет продолжателей, но и не будет, а когда завершится здание российской литературы, последней ступенью в этой литературе станет Пушкин. То есть Пушкин – завершение или образ завершения, а не начал. Конечно, начало тоже, но в виде пика.