Кейтлин Моран - Быть женщиной. Откровения отъявленной феминистки

«О Господи, я могла бы сейчас учить французский, если бы у меня не было этого ребенка, – печально думала я. – Через час я уже знала бы, как заказать кофе, такси и блинчики. Через какой-то час! Если бы моя мать не была такой чертовски эгоистичной и всего-навсего отказалась от собственных дел, чтобы прийти посидеть с ребенком, я могла бы научиться вязать морские узлы! Покорить вершину! Изучить экспозицию старинных карт в Британском музее! Купить наконец занавески в спальню, вместо того чтобы думать, как это будет «здорово сделать», когда появится ребенок. Почемураньше я проводила столько времени впустую? Почему?!! Теперь я не смогу ничего этого делать долгие годы . Мне будет уже пятьдесят, когда я заговорю по-французски. Я дура».

Этому внезапному оглушительному осознанию быстротечности времени часто сопутствует:

Второе: внезапный головокружительный рост амбиций. Работа? Это для конченых шизиков, думала я, когда у меня не было детей. Я не продам душу дьяволу! Нет – я более чем довольна, работая по минимуму и тратя все свободное время на такие увлекательные хобби, как курение марихуаны, болтовня в чатах, длинные завтраки с друзьями и просмотр программы «Будем здоровы». Проваливай, дьявол, и забирай все свои эфемерные атрибуты успеха!

Через три недели после появления Лиззи мое мнение по этому поводу изменилось кардинально. Когда кто-то спросит моих детей, чем занимается их мама, они будут смущенно жаться и отвечать: «Ну, она знает, как зовут мать Клиффа Клавина [36], – с тоской думала я, глядя на лицо Лиззи, обреченное в будущем на гримасу стыда. Я хочу, чтобы она сказала в ответ: «Мама – генеральный директор международной компании, которая принесла мир на Ближний Восток. И еще она знает, как зовут мать Клиффа Клавина». О, Лиззи, я тебя подвела! Но знаешь что, козявочка, если ты прямо сейчас заснешь на три года, я за это время все исправлю . Я поняла! Я должна добиться успеха в делах. Я собираюсь стать птицей высокого полета .

Так в крошечных промежутках времени, когда ваш ребенок спит или кто-то за ним присматривает, вы обретаете почти сверхчеловеческую продуктивность.

Дайте новоиспеченной матери час, когда ребенок спит, и она сделает в десять раз больше, чем бездетный человек. Никакая «многофункциональность» и рядом не стояла с производительностью человека, способного заказать по Интернету еду из магазина, написать отчет, приготовить чай, проконсультировать рыдающую по телефону подругу, отремонтировать сломанный пылесос – и все это за короткий период после трех часов дня, когда ребенок заснул.

Афоризм «Если вы хотите, чтобы что-то было сделано, попросите об этом занятую женщину» напрямую подтверждает эффективность пребывания в колонии строгого режима, которую вас заставляет пройти материнство. Родители близнецов способны даже участвовать в разговоре, ведущемся в соседней комнате, не прерывая беседы со старшим ребенком. Воистину совершенная магия!

Да, если вы нанимаете на работу матерей, вам надо быть готовыми к тому, что иногда они возьмут отгул, чтобы вылечить ребенка от лихорадки. Но я убеждена, только они знают, как правильно пнуть по копировальной машине, когда она ломается, и могут ошарашить вас стратегическим планом на полгода за то время, пока лифт спускается с 24-го этажа.

Третье: для вас больше нет ничего невозможного. Можно сказать наверняка: когда вашему ребенку исполнится два года, вы, оглядываясь на себя бездетную, будете видеть слабого, бесхребетного, модничающего, избалованного, неэффективного, неглубокого, даром прожигающего жизнь человека.

Для каждого родителя наступает определенный момент, когда он понимает: с тех пор, как появился ребенок, его больше ничего не беспокоит. Для меня это был день, когда обнаружилось, что мне пока не удалось приучить Лиззи к горшку, и пришлось пинком отправить ее какашки в урну в углу через всю экспозицию «Соколиная охота» в зоопарке Риджентс-парка. Откуда ни возьмись у меня обнаружились удар Бекхэма, ледяное спокойствие Одри Хепберн в кадре и дьявольская изобретательность того, кто первым придумал захоронение радиоактивных отходов в бетоне.

Уверяю вас, по сравнению с этим сущей ерундой показался день, когда у меня было только 27 минут, чтобы добраться от моего дома в Северном Лондоне до Даунинг-стрит, 10, чтобы взять интервью у премьер-министра, когда меня вдруг оглушили звонком из таксопарка, что машины не будет.

Разумеется, я успела на интервью. Знаете почему? Потому что я мама. Я технически превосхожу Барака Обаму по крайней мере в девяти категориях.

Прошло два с половиной года, и я проделала все это снова: поместила внутри себя ребенка, допустила, чтобы его голова выросла до нецелесообразно большого размера, и теперь мне придется озадачивать шейку матки на предмет раскрытия.

Но теперь я все делаю по-другому. Начать с того, что последние два месяца беременности я не пожирала за завтраком два пирожка с фруктами и кремом, шесть мини-бутербродов и пакет чипсов!

Поэтому я не прибавила 20 кг и способна к таким вещам, как «хождение», «стояние» и «вставание с дивана без пыхтения»! Я не пропустила ни одного занятия по технике родов, видеокурс, на котором гипнотизирующий женский голос снова и снова напоминает мне, что моя шейка матки работает как ловушка, и если я буду сдавливать ее, неосознанно сопротивляясь давлению плода, это не принесет пользы никому, и меньше всего мне. В 27 лет это оказалось для меня сюрпризом, но сейчас я искренне верю, что шейка матки действительно имеет отверстие.

Наконец, на этот раз я признала то, что просто не могла признать раньше: роды меня не убьют.

В глубине души я верила, что роды меня убьют, когда была беременна в первый раз. Эта уверенность их и угробила. Я не могла вообразить, что чувствуешь во время схваток и родов, и – как дикий средневековый крестьянин – сделала из этого вывод, что, стало быть, увы и ах, должна умереть, когда это произойдет. Я была рада за других матерей, которым удалось благополучно все пережить – хотя и сомневалась, правда ли это, – но сама благородно смирилась с перспективой печальной надписи на надгробии: «Скончалась при родах. 2001 год».

Хотя бы теперь я избавилась от этого наивного страха – девяти месяцев слезоточивых снов о гробах, вдовцах и детском плаче. Я не сочиняю, рыдая, панегирик самой себе: «Она была достаточно честным человеком и неплохо умела подобрать перчатки».

Теперь я знаю, как проходят роды, – спокойный женский голос уже рассказал мне об этом процессе. Наконец-то мне объяснили, в чем моя задача. Все просто – настолько просто, что я удивляюсь, как могла не знать этого раньше. Однажды утром я проснусь и прежде, чем снова лягу спать, постепенно пройду через большое количество родовых схваток. А когда доберусь до последней, у меня будет девочка. Каждая из этих схваток будет как самостоятельная работа – испытание длиной в минуту, которое испугало бы всякого, если бы явилось неожиданностью, – но я знаю одну вещь, благодаря которой все становится очень просто: в том, что со мной будет происходить, нет ничего неправильного. Все так и должно быть. В отличие от всех других болей на земле, эта сигнализирует не о каком-то сбое, а о том, что все идет правильно.