Владимир Соловьев - Русский вираж. Куда идет Россия?

Историй такого успеха в России, к сожалению, мало, это непривычный для нас способ действовать. Никто не хочет рано вставать, идти в суды, писать документы, заниматься рутинной работой полноценно и честно, а не валить ее на кого-то другого. Но вот что интересно: одна из величайших трансформаций в Соединенных Штатах, когда чернокожие в 60-х годах прошлого века получили равные права с белыми, произошла не революционным путем, а стала результатом судебных исков и эволюции общества.

Были в американской политической культуре и еще более масштабные сдвиги — например, когда равные права получили женщины, то есть половина населения страны. И все это стало итогом акций гражданского общества, которые привели к системным изменениям в законодательстве Соединенных Штатов.

Тот же любимый американцами уровень безопасности автомобилей появился не в результате революции, а в результате законотворческой деятельности злобного и противного журналиста по фамилии Найдэр, который постоянно подавал иски против автомобильных компаний и выигрывал их. Сначала над ним смеялись, его презирали, вышучивали, но прошло время, и теперь весь мир ездит с ремнями и подушками безопасности, которых не было до этого. Один человек заставил все автомобильные гиганты заботиться о безопасности людей.

Россияне всегда относились к государству патерналистски — как к институту, который должен обеспечивать организацию жизни, безопасность, воспитание, образование. В этом нет ничего плохого — в конце концов, в Конституции записано, что Россия — социальное государство. Однако при этом мы не только упорно сопротивляемся введению прогрессивной шкалы подоходного налога, но и прямо уходим от налогов, если есть хоть малейшая возможность их не платить.

Возникает забавная ситуация: если американцы или европейцы требуют от своего государства гораздо меньше, то дают они ему гораздо больше — в виде разнообразных налогов. Средний американец, например, отдает государству около 40 % своего дохода. А россиянин — всего 13 %. Компании платят больше, но это все равно несравнимо с ситуацией на Западе — даже в тех странах, которые в принципе не являются социальными государствами. Но если общество готово платить за содержание государства так мало, оно не может ожидать от этого государства слишком многого. Государству может элементарно не хватить денег, что и случается с удручающей регулярностью.

Общество настроено довольно эгоистично. Любой политик, включая Путина, который поднимет вопрос о серьезном повышении налогов — при том что дефицит бюджета еще будет расти и экономика находится не в лучшем состоянии, — вызовет в обществе крайне негативную реакцию. Сегодня у Путина есть возможность начать потихоньку двигать эту тему, учитывая, что впереди у него довольно много времени — больше четырех лет президентского срока, по истечении которых есть неплохая возможность остаться еще на шесть лет. Но это требует принципиального пересмотра отношений между обществом и государством. Фактически нужно переписать общественный договор, сложившийся на сегодняшний момент, — чтобы общество требовало от государства меньше, а отдавало на его содержание больше.

На практике же осуществить такое будет совсем не просто. В России и так малый бизнес в загоне, огромную роль играют госкорпорации с особым режимом налогообложения. В этом смысле вся концепция государства в России — не либеральная, патерналистская, традиционалистская. Можно ли в рамках такого государства успешно выйти из экономических кризисов — вопрос открытый. Но то, что общество потребительски относится к государству, при всех его минусах, свидетельствует о том, что общество не понимает важности государства для самого себя. Особенно сейчас, в XXI веке, когда понятие суверенного государства начинает потихоньку размываться.

Мы, наверное, последнее — или предпоследнее — поколение, которое живет в рамках понятия национальной экономики. Экономика становится глобальной, информационные, коммуникационные и финансовые системы тоже становятся глобальными. Посмотрите, как ситуация на Украине ударила по рублю. Путин на одной из пресс-конференций сказал, что это произошло в результате решения ФРС США и таким образом Америка сделалась привлекательной для инвестиций страной. Конечно, это не так — но даже если так, то кто мешает сделать Россию привлекательной таким же способом? А если Америка становится привлекательной так легко, а Россия так тяжело на это реагирует и настолько сильно зависит от того, что делает Федеральная резервная система, то где здесь суверенитет?

Вопрос общественного договора вообще очень интересен и далеко не прост. Здесь наглядно проявляется коренное различие российского и американского подходов. Американский подход — это действительно вопрос взаимных ожиданий государства и общества, иными словами, общественного договора. Но в России, как это часто бывает, попытка перенести на нашу почву замечательно работающую в западном мире матрицу отношений обречена на неудачу. Все работает совсем не так. Потому что власть в России не считает и никогда не считала нужным ни с кем договариваться.

Наивное ощущение людей, что власть обществу что-то должна, оборачивается другой стороной. Российская власть — в самом общем смысле — считает, что это ей не повезло с народом. Что она как раз замечательная, а народу вечно что-то надо. Для него и так столько делают — а он недоволен. Изменить это отношение практически невозможно, и власть имущие возмущаются совершенно искренне.

Есть выражение, которое приписывают то Черномырдину, то Жириновскому, хотя на самом деле оно принадлежит Михаилу Жванецкому: «Мы обещаем-обещаем, а им все мало и мало». Фраза остроумная, хлесткая, однако по сути верная. Проблема власти в том, что она привыкла считать народ крайне пассивным, не реагирующим на давление со стороны верхушки, которая что-то начинала делать по своему усмотрению. Власть не верит в искренние глубинные сдвиги, происходящие в народе, и поэтому, когда недовольство выплескивается на поверхность, как во время выступлений на Болотной, власть расценивает случившееся как результат какого-то стороннего заговора. Иными словами, власть пытается не выявлять и анализировать причины, а искать того, кто заказал. Что, естественно, сильно влияет на качество принятия решений.

Поэтому фраза Путина по поводу Украины: «Я понимаю, почему люди вышли на Майдан», — прозвучала для российского истеблишмента революционно. Российский истеблишмент привычно не желал ничего понимать и был уверен, что майдан кто-то проплатил. Конечно, на майдане были инструкторы, но дело не в этом — были и глубинные причины, которые создала сама украинская власть.