Джереми Кларксон - Без тормозов. Мои годы в Top Gear

Переходим к выпускной системе. Я знаю, что у всех современных спорткаров звук мотора фальшивый. В наше время акустическая настройка составляет важную часть конструирования автомобилей. Придумываются особые клапаны и камеры и бог весть еще какие хитрости, чтобы после 3000 об/мин, когда замерщики из Европейского совета упакуют свои шумофоны и укатят, тихий гул превращался в жуткий рев.

С Jaguar беда такая, что у него искусственный рык звучит абсолютно фальшиво. Это такой приятный треск, но для моего спецварианта нужен слоновый рев со скорбным завыванием на пике и презрительное фырканье, как у Lambo, на сбрасывание газа. Машина как будто говорит: «Бе-э… Чего педаль-то отпускаешь?»

Вы уже думаете, наверное, что с анатомическими сиденьями, громким выхлопом и маленьким рулевым колесом я забыл упомянуть, что мне нужна более спортивная машина. Но это не так. Новый 5-литровый турбированный V8 просто идеален. Его я не трогаю. То же самое с автоматической коробкой передач. Но я немного поработаю над комфортом и мягкостью хода.

Парни с Jaguar доказали, что они в этом секут. Вот XFR в плане управляемости — супермодель, одетая только в массажное масло, но ход у него мягкий, словно пивное пузо, даже на самой зверской бельгийской брусчатке. XKR — иное дело. Он слишком жесткий, и это не годится для седока без трех месяцев пятидесяти лет от роду.

Я хочу, чтобы моя машина выглядела спортивной, управлялась, как спортивная, и рычала, как спортивная. Мне надо знать, что она умеет скользить, но больше всего мне нужно, чтобы она плыла.

Ни одна из доделок, что я предлагаю, не потребует от Jaguar особых усилий. Конструкция и основные узлы не меняются, но в итоге появится машина, сделанная для меня. И могу спорить, что и вам она, как ни странно, понравится больше, чем вариант, сделанный для вас.

Октябрь 2009 года

Где-то в конце семидесятых — начале восьмидесятых фанатики свежего воздуха во всем мире решили, что от выхлопных газов ездящих по Земле автомобилей у детишек в Бирмингеме вырастает по две головы. И все ученые согласились: Что-то Нужно Делать.

Я тогда советовал передвинуть Бирмингем подальше от дорог М6 и М5, лучше всего на Фолкленды, но мое предложение восприняли как «не очень умное».

Очевидным решением были каталитические конвертеры. Придумал их в 1950 году один француз, а практически применимыми сделал в 1973-м американец, и они выполняли задачу, хотя были изрядно дорогими. Оксиды азота они разлагали на азот и кислород. Моноксид углерода превращался в диоксид, а углеводороды уничтожались. Прелесть.

Против внедрения конвертеров были только две категории людей: 1) старперы в закатавшихся свитерах, ездящие на винтажных тачках, — эти боялись вскоре лишиться возможности заправлять свои колымаги, раз машины с конвертером могут ездить только на неэтилированном бензине; 2) премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер.

Мэгги немало сотрясала воздух насчет каталитических конвертеров. Она считала их созданием дьявола и бесконечно талдычила про их главное зло. Конвертеры серьезно увеличивают объем СO 2в автомобильном выхлопе. Мэгги считала, что диоксид углерода — это вилы, но тогда никто не мог понять, о чем она толкует, и все ее вопли отбросили как бред сумасшедшей.

Разумеется, никто в упор не просекал, зачем она так цепляется за единственную альтернативу конвертерам — технологию обедненной смеси. «Ты всего лишь сумасшедшая тетка с высокой укладкой, — говорили ей, — Дочь бакалейщика. Что ты смыслишь в двигателях?».

Технология обедненной смеси — чрезвычайно скучная материя. Суть в том, что сейчас бензиновый двигатель вашей машины питается смесью из одной части топлива и примерно четырнадцати частей воздуха. Обедненная смесь — это одна часть топлива на двадцать пять или даже тридцать частей воздуха. А в итоге куда меньший расход топлива и меньше газов в выхлопе. В том числе СO 2.

«Да прекрати скрипеть про СO 2, слабоумное чучело», — говорили фанатики чистого воздуха во всем мире.

Но миссис Тэтчер заткнуть рот нелегко. В 1988 году она выступила в Королевском обществе с речью о необходимости найти альтернативу ископаемому топливу: «Хотя эти работы могут весьма дорого стоить, я считаю, что деньги будут потрачены разумно и с пользой, потому что здоровье экономики и здоровье окружающей среды тесно связаны между собой».

Два года спустя с трибуны научной конференции Мэгги опять говорила на свою любимую тему, обеспокоившись — много раньше всех остальных политиков, — как бы избыток СO 2не обернулся неприятностями для всех нас: «Нельзя оправдывать оттягивание давно назревших шагов необходимостью изучить вопрос подробнее. У нас уже есть все основания принимать предупредительные меры на международном уровне».

В тот момент большинство людей думало, что Тэтчер давит горнодобывающую промышленность и ее главу, нефтяной фонтан в человечьем обличье, Артура Скаргилла. Но на деле миссис Тэтчер еще в конце 1970-х, только придя к власти, уже видела тревожные признаки, к тому же она дипломированный химик и знала, о чем говорила. Выходит, она была первым зеленым активистом Британии. Первым человеком, увидевшим наступление глобального потепления. И первым, кто попытался что-то противопоставить климатическим изменениям.

Но ее, конечно же, никто не слушал. Америке нравились конвертеры, как простое и быстрое решение. Но не только Америке. Каталитические конвертеры пришлись по душе всем. Их и выбрали, и в итоге объем диоксида углерода в мировом автомобильном выхлопе резко вырос. Ну а нынче, понятно, человечество старательно пытается его уменьшить.

Гибриды многим кажутся выходом, потому что это тоже быстрое решение. Гибриды нравятся всем. И в итоге — уж поверьте мне — история готова повториться, и скоро все увидят, что человечество выбрало не ту дорогу. В который раз.

Гибриды не едут без нефти. А сжигая нефть, мы осложняем себе жизнь, и главная сложность, думается, вот какая: нефть когда-нибудь закончится.

Нам все время повторяют, что ВР нашла три миллиарда баррелей в Мексиканском заливе, и будто под канадскими степями столько нефти, смешанной с песком, что хватит всем. Только вот надолго ли? Кто-то считает, что она начнет иссякать через двадцать пять лет. Но пусть даже через сто, расслабляться некогда, потому что столетие — это примерно как наносекунда.

Что, например, было в XVII веке? Ну, британские войска захватили Новый Амстердам и переименовали в Нью-Йорк, человек по имени Рембрандт написал автопортрет, Лондон слегка горел, а король Англии лишился головы. Словом, вы поняли мою мысль: 100 лет — это миг. В школе на истории 100 лет проходят за сорок пять минут.