Полина Жеребцова - Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг.

Надеюсь снова увидеть Аладдина.

Царевна Патошка-Будур

27.10.

Утром настроение подняла тетя Марьям. Она опять с нами. С ней мама дружит с первого дня проживания в этом доме, с декабря 1986 года. Марьям расцеловала меня, пообещала:

– Ты очень скоро поправишься! Только немного потерпи!

Она подарила мне головной платок, кремовый с нежной каймой. Пудру! Мы вместе позавтракали. Марьям предупредила, что вывезет часть своих вещей в Ингушетию. А рядом с нами, на первом этаже, поселит семью из дома напротив. Мы будем не одни! А если найдет возможность, то приедет сама или пришлет за мной и за моей мамой кого-то из своих сестер. Поможет нам выехать!

Днем мы прокатились в больницу № 4. Снова зря. Электричества нет, а дизель украли. Рентген мне не сделали. Возил сосед Резван. Столько денег и времени потеряли, а толку нет! Маленький осколок прорезал кожу, вышел сам. Мне советуют делать компрессы из теста с медом. Оказывается, у меня мелкие осколки, а не порезы! Мы насчитали 15 штук, всюду, где нашли что-то твердое под кожей. А шестнадцатый осколок – глубоко. Он большой и рядом с костью в ноге. Этот – хуже всех! Он перемещается. Блуждая внутри, режет мою ногу! От него самая сильная боль.

К нам заглянула соседка – тетя Варя из дома напротив. Она с тремя сыновьями и со своей пожилой мамой жила у нас в Первую войну. Тогда мне было 9 лет. Я тайно симпатизировала ее сыну – Мансуру.

Кстати, мы заделали деревяшками часть окна – на случай осколков. Ко мне приходила маленькая дочь Золины, играть.

Поля

28.10.

Мама ходила к дальним колодцам за водой. У нас очень холодно. Сегодня она собралась на рынок. Решила поторговать до обеда и купить еду. Наши запасы кончились. А газеты устареют и пропадут. Опять потеряем, вместо того чтобы заработать! Мы быстренько позавтракали, сложили в два нетяжелых пакета журналы и газеты. Хотя кому они теперь нужны? Мама – наивный человек!

И тут начался ужасный обстрел! Загрохотало! Как раз в стороне центра города и рынка! Небо там мгновенно стало красным от пожара. Маме моей – по фигу. Говорит:

– Ерунда!

А тут бежит Аза, соседка, и кричит:

– Рынок бомбят! Попали в рынок!

Потом навстречу побежала какая-то женщина с соленой капустой в ведре. Плачет и сама себе бормочет:

– Опять все в крови! Все разбомбили! Рынок горит!

Мама ее остановила, дала воды. Женщина отдышалась в нашем подъезде, стала рассказывать:

– Не орудия это. Самолет! Бомбил рынок! Убитых много! Он попал туда, где угол Дома моды, где женщины хлебом торгуют!

Она ушла, плача. Мама спохватилась:

– Активизируются! Мы – без еды! В нашем районе пока тихо! Давай сходим на базар “Березка”. Возьмем продукты. Те, которые дешевле: макароны, картофель, хлеб, тебе – бинты. Вдруг развоюются? Совсем не выйти будет.

Мама очень упрямая.

Я быстренько собралась. Страшную клюку не взяла. Дорога недальняя. Пошла, опираясь на маму. Мы благополучно миновали свой двор. Перешли дорогу. Обогнули Зеленый детский сад. И стали двигаться по большому чужому двору. Тут загудели самолеты! Раздались первые разрывы бомб. Мы бросились в частный сектор, через дорогу. Нашли подвал, но маленький. Пять человек уже стояли в нем, прижавшись, друг к другу. Войти некуда.

Назад! В подъезд жилого дома! Хорошо, он не закрыт изнутри. Присели в углу, под чужой дверью. Взрыв! Еще взрыв! Закричал мужчина в доме напротив. Загорелись верхние этажи. Другой мужской голос уговаривал раненого:“Потерпи! Потерпи! Сейчас перевяжу. Улетят – отвезу в больницу”, но раненый орал не своим голосом. Видимо, было очень больно!

Самолеты сместились в сторону частного сектора и стали бросать бомбы туда. Мы вышли на улицу. Дом справа от нас стоял без угла. Из-под его крыши валил черный дым.

Дом напротив того, где мы прятались, горел на верхних этажах. Это там кричали. Мы из-за маминого упрямства отправились дальше. Пришли на маленький базар. Никого не видно. Товар на столах, а продавцов и покупателей нет! “Они в магазине!” – догадалась мама.

Самолеты пошли на новый круг. И мы вошли в магазин. Внутри было много людей. Взрослые и дети. Люди присели за объемными колоннами из мрамора и молились. Весь пол в стеклах! Витрины разбиты вдребезги! Часть продавцов, покупателей и прохожих, вбежавших с улицы, спустилась в подвал магазина. Мы тоже пошли туда. В подвале горели свечи. Граждане сидели на пустых деревянных ящиках. Женщины угощали друг друга семечками и водой. Молились на русском и арабском. Совещались: “Если придется здесь ночевать – мы отдадим свою одежду детям. Разложим ее на цемент, чтоб дети могли спать”. Люди переговаривались тихо, как будто их могли подслушать. Посидели и мы с народом часа два – пока бомбили. Все были напуганы. Никто не хотел идти наверх, в первый торговый зал и тем более на улицу, пока не кончились взрывы. Наконец вышли!

Мы купили все, что смогли. И по нижней стороне, той, где магазин, отправились домой – на случай бомбежки, там легче спрятаться. И у нас в подъезде было полно народа. Под нашей дверью сидели: Нура, ее дочь Малика, тетя Варя и ее сыновья, другие соседи, незнакомые люди с улицы. Мама сказала им, что подъезд, где одна тонкая дверь, – не защита! Опасно, так как окна на всех этажах. Лучше забегать в квартиру, в угол коридора. Тогда получается две стены. Она показала, где у нас лежит ключ от входной двери.

Мы зашли к себе. Следом вошла соседка – Хазан. За ней – десятилетняя девочка Зара. Они рассказали, что здорово испугались! А моя мамуля удалилась за водой, опять к колодцу. Она завтра собирается на рынок. Боится – пропадет товар. Уехать будет не на что.

Приходили люди, рассказали:

– Ракета, которую бросили на рынок (когда меня ранило) прилетела с Каспия. Журналисты это раскопали. Только через пять дней российские военные призналась в своем промахе. Целились в другое место – в здание Биржи, но промазали. Попали на мирный рынок.

Никак не могу поверить, что это третья война в моей маленькой жизни!

Первая – в 1994 году (мне 9 лет).

Вторая – летом 1996 года (с 6 по 22 августа, мне 11 лет). Ох, сколько тогда соседей погибло!

И вот – третья. Осень 1999 года (мне 14 лет).

Что же нам делать? “Старший брат” не пришел. Еще сегодня сосед – дядя Валера удивил меня. Он передал мне подарки от парня Муслима (из первого подъезда). Платок белый с голубой каймой и серые осенние туфли.

Муслим – внук добрейшей женщины, Зулай. Я говорила с ним всего один раз. Давно, прошлой весной. Однажды Муслим повстречал меня по дороге из школы. Сказал, что я ему нравлюсь больше, чем Хава, его соседка. Он понимает – мне нужно учиться! Но если бы мне исполнилось 16 лет, то он посватался бы ко мне! Так положено тут. Я была удивлена. И вот теперь, неожиданно, я получила его короткую записку: “Если ты меня помнишь – пожалуйста, молись за меня!”