Лариса Миллер - А у нас во дворе

Последуйте примеру Анны, начните изучать язык, и вы не сходя с места окажетесь в безмятежном и уютном мире. Конечно, и в нем не все так гладко. Бывает, что ломается машина или заболевает горло. Но эти неполадки не нарушают гармонии и длятся ровно столько, сколько требуется для усвоения нужной лексики. «У меня сломалась машина», — сообщает А. «Почему бы тебе не отвезти ее в гараж?» — советует Б. «У меня болит горло», — канючит А. «Тебе надо обратиться к врачу», — говорит умница Б. «Замечательная мысль!», — восклицает А., и все встает на свои места. Подобные накладки только подчеркивают уют того мира, в котором случаются. Мира, где все происходит на фоне ясного неба, а дождь идет лишь для того, чтоб мы усвоили нужный оборот. Усвоили — и снова ясно.

«Мой рабочий день» — так называется наш следующий текст: «Я встаю в семь утра, делаю зарядку, умываюсь и одеваюсь. Потом завтракаю. На завтрак ем яйцо всмятку и пью чай. Я выхожу из дома в восемь часов и сажусь на автобус. Мне требуется полчаса, чтоб добраться до работы. На работе я отвечаю на письма, перевожу статьи и обсуждаю с коллегами важные дела. Я возвращаюсь домой в шесть часов вечера, ужинаю и смотрю телевизор. Обычно я ложусь спать в 11 часов». Поставьте, пожалуйста, вопросы к тексту. Неважно, что вам все ясно. В этом уютном мире вопросы задаются не потому, что необходимо узнать ответ, а потому, что надо усвоить вопросительную форму. Вот вы опять пропустили вспомогательный глагол do . Повнимательней, пожалуйста. Здесь порядок слов в предложении равен мировому порядку, а пропущенный глагол или неправильно употребленное время порождают хаос. Достаточно исправить ошибку, и воцарится порядок.

Этот мир интернационален. Его населяют разномастные люди. Вон сколько их на картинках. «Откуда ты родом?» — спрашивают они друг друга. «Из Бразилии», — отвечает один. «Из Италии», — говорит второй. «Из Индии», — сообщает третий. И все улыбаются. Все довольны.

Все существуют по принципу, провозглашенному котом Леопольдом: «Ребята, давайте жить дружно».

Но вот в чем закавыка: чем быстрее вы усвоите тонкости языка, чем стремительней обогатится ваш словарь, тем изощреннее станет мир, тем меньше будет в нем уюта. Вот уже и модальные глаголы пошли, всякие там «должен, можешь, обязан, вынужден»: «Не хочу, но должен. Не могу, но вынужден». И небо уже не то: задымленное, темное. Потому что из огромной заводской трубы идет дым, иллюстрирующий текст про загрязнение окружающей среды. А на следующей странице изображен изможденный тип с безумным взглядом. В тексте сказано, что его жена пострадала в автомобильной катастрофе и врачам не удалось ее спасти. Она умерла прямо на операционном столе. «Вы виноваты в ее смерти, и вы поплатитесь за это», — воскликнул убитый горем муж и пошел взрывать машины докторов. Четверо врачей погибли, пятого удалось спасти. Окруженный полицейскими бедняга террорист подорвал себя сам. С помощью этой жутковатой истории нам предлагают учить сослагательное наклонение: «Если бы женщина была внимательнее, она бы не попала в аварию; если бы она не умерла во время операции, ее муж не стал бы мстить врачам; если бы полиция не выследила террориста, жертв было бы больше». Но зачем нам читать по-английски про то, что случилось в маленьком американском городке? Нам и на родной земле хватает взрывов, смертей, аварий, катастроф. Мы уже всем этим по горло сыты ( fed up , как говорят англичане).

Нет уж, лучше вернемся к началу, к наклонению изъявительному и временам группы Simple , к чистым беспримесным краскам, к бесконфликтному существованию, к примитивным сюжетам типа «Мой отпуск»: «Летом я поеду к морю. Я буду купаться и загорать. Я люблю плавать. По вечерам я буду гулять в парке и ходить в кино». Обойдемся без сложносочиненных и сложноподчиненных.

Обойдемся без тонкостей и обиняков. Да здравствует мир примитивный, как рыночный коврик, начальный мир чужого языка, terra incognita , по которой мы делаем первые робкие шаги. Ну как еще взрослый человек несенильного возраста может впасть в детство? Только так, уча иностранный, повторяя за учителем или за кассетой: «Хэлло! Как живешь?» — «Прекрасно. А ты?» — «Я тоже.» — «Как жена?» — «Хорошо». — «Как дети?» — «Отлично!» — «Прекрасная погода, не правда ли? Сияет солнце и поют птицы. Поедем завтра за город?» — «Хорошая идея. До завтра!»

«Ты уюта захотела? Знаешь, где он, твой уют?» Он здесь, в учебнике с надписью «Элементарный курс английского (или какого-нибудь другого) языка». Учи язык. И мой тебе совет: не спеши, растягивай удовольствие, подольше оставайся в том пространстве, где мама готовит ужин, папа читает газету, малыш играет с кошкой, а кошка — с бабушкиным клубком. Счастливо! Bye-bye !

Она приходила к нам говорить по телефону. Вернее, не приходила, а соскальзывала со своего верхнего этажа. Раздавались три быстрых звонка, и полутемный коридор нашей коммуналки наполнялся особым тонким ароматом, который как шлейф следовал за ней в нашу комнату, где на мамином письменном столе стоял телефон. Она присаживалась на самый кончик стула и, плотнее запахнув халат, набирала нужный номер. Меня всегда удаляли из комнаты, пока она говорила. Наверное, оттого что я следила за ней открыв рот. Она казалась мне нездешним существом — невесомым и бестелесным. Худенькая, гибкая, с бледным прозрачным лицом, покрытым тонким слоем крема, с низким мелодичным голосом, она, ничего не заслоняя и занимая очень мало места, тем не менее заполняла собой все пространство. И даже не заполняла, а преображала, превращая обычную довольно убогую жилплощадь в нечто таинственное и неземное.

Сделав несколько звонков и пошептавшись с мамой, она бесшумно исчезала, оставив нам на память ароматное облачко своих духов. Иногда, вернувшись с прогулки и принюхавшись, я с досадой обнаруживала, что без меня заходила, вернее залетала, Ксюша, как ее ласково называли в нашей семье. Лишь позднее я узнала, что она была актрисой и звали ее Констанция Роек. Мне не довелось увидеть ее на сцене, но роль, которую она, сама того не ведая, сыграла в жизни почти не замечаемого ею ребенка, была уникальна: она зародила во мне страстное желание стать невесомой, гибкой и научиться ходить не касаясь земли. Едва она скрывалась за дверью, я, встав на цыпочки, пыталась пересечь комнату. Но, увидев свое отражение в дверце зеркального шкафа, в ужасе замирала. Боже, что за вид: плечи до ушей, носки внутрь. Остановившись перед зеркалом, я делала отчаянную попытку соединить пятки и развести носки, но при этом у меня почему-то немедленно поднимались плечи и кисти рук выворачивались ладонями наружу. Ну что мне было делать, если я унаследовала от обоих родителей плоскостопие, а от отца еще и косолапость? И все же я не теряла надежды. Нацепив что-то белое и воздушное, снежинкой кружилась вокруг новогодней елки. Но, как ни старалась, оставалась косолапой.