Максим Акимов - Преступления США. Americrimes. Геноцид, экоцид, психоцид, как принципы доминирования

В девяностых годах ХХ века нас, советских людей, оглушенных залпами «информационной войны», приучали и почти уже приучили к мысли, что социализм проиграл что-то капитализму в конкурентной борьбе, и разрушение социалистической системы было чем-то закономерным. На самом же деле это ложь, и ложь довольно грубая, топорная, поскольку в экономическом и социальном плане капитализм очень сильно проигрывал социалистическому способу производства и политического устройства, и все годы в СССР и прочих соцстранах наблюдался более высокий экономический рост, чем в США и капстранах. Видимость «экономического чуда» США, Канады и некоторых других стран достигалась, во-первых, тем обстоятельством, что на территории СССР прогремело две мировых войны и были чудовищные разрушения (и главное, «усталость и истощение» народа), но, во-вторых и в главных, в течение всего послевоенного полувека (теперь уже больше) система так называемого капитализма, рыночная система развивалась в долг, она делала все больше и больше долгов, навешивая этот груз на шеи потомков и теперь уже совсем доведя систему своей экономики до коллапса. Американская система была объективно менее конкурентоспособна, чем советская, и я снова повторю главную мысль: она опережала лишь в умении вести войну обмана, «информационную войну», и в умении делать многомиллиардные долги. Немаловажным источником доходов традиционно являлось ограбление зависимых территорий (часть из которых, к примеру, страны Центральной Африки, Ближнего Востока, американцы «доят» и сейчас).

Социализм же был необычайно привлекателен для масс, для огромного количества людей, и потому американцам нужно было его «сдерживать», чтоб удержаться самими, чтоб не менять концепцию вашингтонской державы.

А что было бы, коль коммунизм победил, коль социализм пошел бы по планете широким фронтом?

Скорее всего, в шестидесятые и семидесятые годы не было бы уже ничего ужасного (для американской «элиты»), Москва никого бы так и не стала бомбить ядерным оружием, ничего апокалиптического не случилось бы, ведь в Московской империи наступили более чем «вегетарианские времена», но американцам, и особенно их «элите» пришлось бы меняться значительно и кардинально, им нужно было бы менять свой стереотип отношения к равенству, к труду, к человеку вообще.

В части деклараций и СССР и США, то есть обе мировые системы, боролись за равенство, однако в советском варианте это было абсолютное, уравнительное, солидарное равенство, когда каждый равен другому, у всех одинаковые права и возможности; в американском же варианте все было иначе, ведь, как и прежде, американская «элита», то есть люди, которые считали себя «настоящими американцами», не желали «равенства с неравными». Эту фразочку я на всю жизнь запомнил с тех пор, как только начал изучать проявления американизма. Впервые я заметил эту фразу, когда читал о том, как возмущенно отвергали «равенство с неравными» республиканцы Юга в ответ на возгласы аболиционистов, убеждавших всех в том, что негры — тоже люди и достойны равенства. Республиканцы же никак не могли и не хотели согласиться с этим, они боролись за равенство, но оно должно было распространяться на тех лишь, кто достоин этого равенства, а негры, по умолчанию, такой привилегии не достойны.

Но важен здесь не сам вопрос расизма, а тот принцип, который определяет американский «стереотип равенства», ведь для него постоянно требуется наличие «низших», «неравных».

Диккенс, побывавший в США, не без некоторой брезгливости описывал стереотип «свободы» американского республиканца, воспроизводил тезис, который был сформулирован (самими американцами) следующим образом: «Я не потерплю никого над собой и никто из низших не должен чересчур приближаться ко мне».

Вот здесь и кроется самое ядрышко! Американская демократия никогда и ни при каких условиях не хотела и не могла отойти от своей истинной сути, и не в одних республиканцах дело, ведь даже сделав-таки «одолжение» и немного отойдя от расовых предрассудков (хотя в нынешний момент они возрождаются снова), американцы тем не менее всегда нуждаются в том, чтоб были те низшие, за счет которых происходило бы возвышение «американской элиты», американского народа (в который не входили ни индейцы, ни негры, ни множество прочих групп, а в идеале должны были считаться этим народом лишь выходцы из германоязычных стран). Настоящий «белый» американец всегда был одержим этой манией: «Я не потерплю никого над собой», но вместе с тем он же уверен, что есть «низшие», которые менее полноценны, чем он, и должны ему подчиняться. На роль этих низших можно назначить кого угодно (какая разница!), не негры-рабы, так жители латиноамериканских стран или азиаты, негодные русские коммунисты, кто угодно!

И вот от этого-то принципа «свободы» американская «элита» не могла и не хотела отказываться.

Даже когда я начинал изложение этого исследования, я еще не до конца имел для себя ответ на вопрос: «Почему вашингтонская элита так боялась коммунистов?», ведь она же будто бы была сильнее и успешнее?! Чего же было так переживать?! Ну и жили бы себе за океаном, глядели бы, как коммунизм сам по себе загнется?!

Оказалось, все очень непросто! Американизм на самом деле отлично понимал свою слабость и временность своего «триумфа, взятого в долг», вашингтонский режим накапливал огромные долги, но прекрасно знал, что если бы вдруг двум этим идеям — полной и всеобщей свободе (советско-коммунистической) и свободе, при которой есть-таки «низшие» и «высшие», дали возможность честной конкуренции, не совершали бы бесконечных кровавых провокаций, осуществляемых Госдепом и ЦРУ, то люди нашей планеты обязательно выбрали бы первое, выбрали бы то, что мы обычно называем коммунизмом. Это так очевидно и так естественно, что, придя к данному заключению, я уже нисколько не сомневаюсь в нем. Это почти банальность, и беда лишь в том, что нас, особенно в последние двадцать лет, всеми силами стремились обмануть, заставить сомневаться в очевиднейших вещах и верить в химеры, навязываемые нам американской пропагандой.

И если бы вдруг допустить, что после полета Гагарина, когда социализм доказал себя в двух важнейших Победах, советское влияние беспрепятственно пошло бы по планете и случилось бы то, чего так боялась американская элита, то есть «победа коммунизма», то американцам в этот период вряд ли угрожала бы физическая кара, какое-то насилие со стороны русских, нет, скорее всего «вегетарианская» советская нация, твердившая: «Лишь бы не было войны», ничего подобного делать бы уже не стала, но американцам пришлось бы меняться, очень меняться, существенно меняться. Им не пришлось бы отказываться от слов «свобода» и «равенство», но пришлось бы наполнить все это другим содержанием, теперь уже настоящим, а не бутафорским.